ИНАБ Выпуск №4 / 2008

<<назад

оглавление

>> дальше

6. Модификация жизненных траекторий

Сегодня существует многочисленная категория российских студентов и выпускников вузов, которые выезжают за рубеж для продолжения образования. Таким образом, уже сама эта практика многообразных международных контактов способствует модификации жизненных траекторий молодежи. Есть основания полагать, что подобная модификация станет еще более существенной в ближайшем будущем и потому заслуживает направленного изучения.

 Мотивировка желания отправиться на учебу за рубеж

Обучавшиеся за рубежом по-разному объясняют сформировавшееся у них желание поехать учиться за границу. Здесь выделяются три группы опрошенных – студенты, выпускники вузов, специалисты. Мотивации каждой из этих групп имеют свою специфику.

 У студентов мотивами для поездки на обучение за рубеж выступает чаще всего интегральное желание «поехать в страну». Оно может возникать в довольно раннем возрасте, а принимает реальные формы, как правило, ситуативно – когда предоставляется случай поучаствовать в каком-либо конкурсе-отборе на поездку. Причем студенты, как правило, даже несильно расчленяют отдельные побудительные мотивы, а трактуют в своем дискурсе образовавшуюся возможность как факт, за которым непреложно должна следовать поездка. На вопрос «На каком жизненном этапе у Вас сформировалось желание поехать учиться за границу?» Егор отвечает: «Это было в институте [Читинский государственный университет, кафедра американистики]. Мне было тогда 17 лет. И практически с самого начала я уже думал… Ну у нас часто появлялись преподаватели американцы, которые рассказывали нам о возможности обучения и вообще о системе образования в США и т.д. И меня это интересовало по-разному и в разное время. Практически, наверное, с первого курса. Попал я в итоге на учебу в качестве финалиста программы. Это была русско-американская программа «Молодые лидеры». Сергей: «Это случилось в 1991–1992 гг. Это во многом вышло случайно, я учился на третьем курсе архитектурного института и выиграл международный студенческий конкурс». Дарья: «Я с этим непосредственно была связана, потому что я обучалась на факультете иностранных языков в Волгоградском государственном педагогическом университете. Я очень мало знала об обучении за рубежом. Это было желание больше интуитивное, неосознанное. Просто я слушала объявление по радио о том, что проводится конкурс американских программ. Необходимо пройти там тестирование, собеседование, на основании этого студенты имеют возможность поехать в Америку на год обучаться. Я была студенткой третьего курса, это было в 1998 г. Это был последний мой шанс, потому что студенты четвертого-пятого курсов уже не участвуют в такой программе американского обмена». Андрей, студент 4-го курса: «Это пришло в голову, собственно, не мне, эту идею подала моя учительница по немецкому. Поскольку у нее есть персональные контакты, она знает, что за организация вот эта DAAD [Немецкая служба академического обмена], которая предоставила мне стипендию... И она просто на одном из уроков сказала про эту стипендию, сказала, что поможет с оформлением документов. Я посмотрел описание этой стипендии. Решил, что можно попробовать: если пролечу, то пролечу, а если нет – то всегда есть выбор: принять стипендию или не принять».

В отличие от студентов, у тех, кто окончил вуз, мотивы поездки выражены несколько более четко. Так, выпускник престижного вуза Петр ссылается на пример своих товарищей, сокурсников: «В физтехе это в некотором роде традиция. С нашего курса уехала примерно половина курса за границу. Почти все москвичи и часть не москвичей. На физтехе эта технология отлажена, и там просто думать даже не пришлось. Я вижу, что старшекурсники уезжают за границу. И я подумал, почему бы и нет. Собственно, многие мои друзья однокурсники то же самое делают. Схема простая. Сдается тест английского языка – TOEFL, сдается тест по специальности, это уже продвинутый, он как бы задействует навыки человека, который получил высшее образование. Затем берешь три рекомендации обязательно от людей, известных в своей области. Берешь оценки свои. Пишешь резюме коротенькое, на одну страничку, что ты, собственно, хочешь от них. Этот комплект документов ты рассылаешь в 20 вузов, тебя берут в пять, ты выбираешь лучший и едешь. Это беспроигрышная лотерея. Тебя берут и платят тебе стипендию». Настя, выпускница лингвистического факультета, говорит о желании поехать в страну изучаемого языка: «Это желание, наверное, существовало со студенческих времен. Но, к сожалению, в эпоху перестройки это было достаточно трудно сделать, потому что в системе высшего образования просто таких возможностей было достаточно мало. В нашей группе испанского языка в МГУ из 30 человек практику во время студенческой учебы прошли всего лишь пятеро человек. Поэтому желание, конечно, не пропадало пожить в стране, язык которой я хорошо знаю, поближе познакомиться с людьми, с самой культурой. Я понимала, что проживание в стране это не то же, что временное пребывание в ней».

Иные мотивы обучения за рубежом формулируют молодые специалисты и люди, уже имеющие определенный трудовой стаж. Их соображения носят гораздо более развернутый, аргументированный характер, обоснованный логикой профессионального развития и карьерного роста. Наталья, молодой научный работник, медик, едет в Германию за передовыми знаниями и опытом: «Те знания, которые я приобрела там, я бы нигде не могла приобрести в России». О том, как непосредственно сложилось намерение, она рассказывает так: «Мысль поучиться в другой стране пришла в голову, когда я закончила клиническую ординатуру по акушерству и гинекологии. Я интересовалась медицинской генетикой. Я считаю, что это очень перспективное направление. Оно наукоемкое. Это просто идеальные возможности, где идеально сочетаются именно клиника и наука. Генетика (это не только мое мнение) – это очень перспективно и интересно. И мне нужно было получить новые знания, потому что я была специалист молодой. Ну, как бы, я и сейчас молодой специалист, но тогда настолько молодой, что мне, очевидно, требовались дополнительные знания». Игорь, пилот, пройдя отбор по возрасту, уровню профессиональной квалификации (он был командиром экипажа, имел необходимый «налет», допуски) и знания английского языка [выученного по собственной инициативе], едет на курсы обучения работе на новой технике: «Мысль пришла после перестройки. На предприятии, где я работал, в Красноярске на авиалиниях, руководство решило брать американский самолет и его эксплуатировать. То есть совершенно новый для нашей страны, такого еще не было. Им были нужны кадры, подходящие по возрасту, по профессиональному уровню и языковой подготовке. И меня, с моего согласия, конечно, послали на это обучение. Для освоения новой техники». У Маргариты, которая сегодня занимает позицию бизнес-директора в сфере люксовых брендов, решение о необходимости обучения за рубежом было четко встроено в логику ее карьерного роста. Вот как она об этом рассказывает: «Я работала в иностранной фирме «Бритиш петролеум» в течение 5 лет. И я занималась управлением человеческими ресурсами, это моя первая специализация… После того как я параллельно в дистанционной форме получила диплом в Лондоне, что заняло около четырех лет, меня компания переставила на другую должность. И я стала заниматься непосредственно коммерческой деятельностью, то есть я стала управлять магазинами на заправках «BP». И я стала заниматься ассортиментом, маркетинговой политикой, продвижением товара, «промоушен», управлением поставщиками и т. д. И тут я поняла, что все это, конечно, отлично, но у меня нет совершенно никакой теоретической базы, то есть я использую только то, что используется в «BP», и не могу даже скорректировать процесс. Иду по накатанному, скажем, опыту компании. Я решила заниматься коммерцией дальше и я поняла, что для моей карьеры необходимо получать образование за рубежом. И естественно, это маркетинг. Ну, вообще, это одна из самых популярных тем… Потому что каждый считает, что он знает, что такое маркетинг, ну а на самом деле нужно постоянно находить контраргументы, а если нет теоретической базы, то это оказывается очень сложно».

Исследование показало, что независимо от того, едут ли на обучение за рубеж сознательно, подчиняя свои намерения логике профессионального или карьерного роста (как люди с трудовым стажем), или неотрефлексированно, просто повинуясь побуждению «побывать за границей» (как студенты), в любом случае учеба и пребывание в другой стране существенно влияют на дальнейшую профессиональную траекторию молодого человека, на его самоощущение, видение мира, жизненную позицию.

 Восприятие особенностей учебного процесса

Если можно говорить о «культурном шоке», испытываемом прибывающими за рубеж учиться при столкновении с другой культурой, то это касается в большой степени системы образования, с которой россияне вступают в непосредственный контакт. В восприятии наших респондентов часто все строится на противопоставлении «у них» и «у нас». Причем в основном в пользу западного образования. Вместе с тем информанты, достаточно долго проучившиеся за рубежом, близко соприкоснувшиеся с практикой учебы на Западе, проделавшие своего рода исследование системы образования, с которой они вступили в непосредственное взаимодействие, начинают более взвешенно оценивать западное образование и соответственно более объективно критиковать отечественное.

Прежде всего, опрашиваемые, особенно те, кто столкнулся с англосаксонской моделью образования, обращают внимание на такую особенность организации учебного процесса, как элективные курсы, то есть на предоставляемую широкую возможность выбирать изучаемые дисциплины. Марина: «Советская система образования – она за нас все планирует, у нас есть сетка расписания, занятий, у нас есть время, когда придет тот или иной преподаватель, у нас будет семинар, и мы знаем, что в течение недели надо к нему готовиться, и т. д. И это на протяжении пяти лет. То есть за нас государство все запланировало, мы пять лет ходим запланировано на учебу, и у нас нет никаких других вариантов. В иностранном вузе все по-другому. Ты выбираешь элективные курсы, то есть, во-первых, у тебя всегда ситуация выбора, которая всегда стрессовая. Тебе дают карточку в библиотеке, тебе надо выбрать из пяти цветов, тебе дают еще какой-то лейбл и, опять же, его надо выбрать. То есть ты всегда в выборе. И при этом это твой собственный выбор. Никто тебе ничего не навязывает. Единственное, на что ты можешь смотреть, это на время и на день недели». Дарья: «Обучение там очень свободное и рассчитано на то, что человек уже должен быть к этому готов. У них такая школа средняя, что она к этому, к свободному выбору, подготавливает. То есть для нас, для иностранцев, было большим шоком, когда приезжаешь и начинаешь выбирать свои предметы. У нас все-таки информация дается дозированная в институтах, определенный курс, который тебе нужно пройти на определенном этапе обучения. Там же все наоборот. Там есть курсы различных сложностей. Прикрепляют к тебе советчика, инструктора, который тебе подсказывает, как тебе лучше двигаться. Вообще, в американских вузах высшее образование рассчитано на четыре года, но это уже зависит индивидуально от человека, можно проучиться и пять, и шесть лет, а можно уложиться и за три года. И вот этот наставник подсказывает, какие курсы лучше взять, учитывая то, какие курсы уже пройдены были. Но все равно вначале нам, всем иностранцам, было очень сложно сделать этот выбор, потому что хотелось все, выбор огромный. Это такая большая толстая тетрадь всех курсов, которые предлагают. И обучение свободное, то есть можно было один и тот же курс выбрать у разных преподавателей в разное время. Если вы работаете с утра, то можете этот курс взять, скажем, трехчасовой, вечером, либо, наоборот, этот курс разбить на три раза по часу в течение всей недели. То есть очень свободно. В итоге я училась четыре дня в неделю и успешно уложилась по своей программе». Юля: «Что там прекрасно в Америке, так это то, что тебе дается выбор. У тебя огромный список предметов, и ты свободно выбираешь, никто над тобой не стоит и говорит, что тебе надо то, то и то. Все, что тебе интересно, ты это берешь, ты проявляешь инициативу и активность и изучаешь. И тебя поощряют к тому, чтобы ты выбирал то, что тебе интересно».

Как показывает анализ образовательных траекторий обучавшихся за рубежом, свобода выбора дисциплин – это не просто самодовлеющая характеристика индивидуализации учебного процесса. Главное, что эта особенность организации образования оказывается для обучающихся важнейшим средством уточнения и переопределения своей профессиональной специализации. Симптоматично в этой связи высказывание Льва: «Тот факт, что там можно выбирать курсы, это, конечно же, увеличивает свободу. Вот тут я поступил на первый курс, написал вступительное заявление в вуз, и я знаю, какие у меня будут предметы до пятого курса, и ничего не могу выбирать. А там я могу выбирать каждый семестр, что мне нравится. Я изучал прикладную математику здесь до поездки и там я начал изучать прикладную, а потом перешел на чистую математику. И я получил диплом по чистой математике. Это более интересно. Я так использовал свободу выбора». Андрей, поехавший на год учиться в Марбургский университет, рассказывает: «Я учил то, что мне интересно. Те курсы, которые я обязан был брать, я не все брал, потому что что-то я уже учил здесь, что-то мне было нерелевантно совершенно, потому что я уже представлял, где я хочу работать. Я знаю, что мне интересны финансы, меня совершенно не прельщало брать, там, логистику… А на другие лекции я шел, потому что знал – этот предмет-то мне и надо, вот финанализ – он-то мне и нужен».

Информанты обращают особое внимание на то, что система обучения в целом глубоко индивидуализирована и построена на самодисциплине, на ответственном отношении самого учащегося к своей учебе. Егор: «Несмотря на то, что я знал примерно уже о том, как отличается американское образование от российского, но там я почувствовал это очень наглядно. Я думаю, что, если брать вообще с начала, то, наверное, главное отличие – это упор на самостоятельную работу. Кто-то из преподавателей, когда мы начали учиться, сказал: "Мы вас не будем учить, мы будем обучать вас учиться". Преподаватели оказывают содействие в самообучении студентов, они их ориентируют, они им предоставляют источники информации, они их могут консультировать по поводу работы и т.д. Но, я думаю, основной упор – на самостоятельной работе при абсолютно отличном оснащении всеми информационными инструментами». Об этом же, напомним читателю, говорил и Сергей, высказывание которого приведено выше.

Одновременно респонденты подчеркивают, что всей этой свободе выбора дисциплин, времени, темпа обучения, самостоятельной подготовке к занятиям и семинарам, написанию различных письменных работ, предполагающих индивидуальное пользование библиотекой, базами данных, электронными ресурсами и т.д. сопутствует строгая система оценивания, ориентирующая обучающегося на конечный результат. В зависимости от того, какой сложности курс, ему присваивается определенное количество кредитов. По прослушанному курсу на экзамене ставится оценка. Если оценка меньше определенного количества баллов, курс не засчитывается, кредиты на счет студента не зачисляются. При окончании учебы в университете выдаются дипломы разного достоинства в зависимости от средневзвешенной оценки. С дипломом третьего класса сложно найти работу. Обычно в объявлениях о приеме на престижную работу требуются диплом первого класса либо диплом высшего уровня второго класса. Таким образом, вся образовательная траектория студента, складывающаяся из многочисленных актов свободного выбора и самостоятельной работы, в результате суммируется в интегральную оценку, имеющую исключительный вес в его характеристике как работника на рынке труда.

Респонденты отмечают, что принцип «самостоятельная работа» – «контроль конечного результата» пронизывает и всю ткань повседневного учебного процесса. Все обучавшиеся в США подчеркивали большой удельный вес письменных работ по ходу семестра. Екатерина: «У них нет такого, что они полгода учатся, учатся, учатся, на семинары ходят, а потом сдают единый экзамен. Там идет срез знаний постоянно. То есть они постоянно пишут различные контрольные работы. Постоянно. Если у нас больше устной коммуникации, мы, если сдаем экзамен, то с преподавателем общаемся один на один, тянем билеты и т.д., то там этого нет. Там они в основном пишут. Это массово. Вот группу загнали, и они все пишут. Никто ни с кем не разговаривает». И далее Екатерина продолжает: «Меня просто-таки убило большое количество письменных работ. Ну, просто убило, потому что мы не умеем писать. И у них совершенно четкая структура написания этих работ. Они пишут постоянно различные эссе. Могут дать любую тему, и что ты думаешь по этому поводу. И они четко структурируют. Российские студенты этого делать не могут. У нас все время каша, мысли скачут. А у них все четко. Должно быть одно такое предложение-костяк. Сначала введение, почему мы об этом будем говорить, что там за тема, затем основной абзац с этим главным предложением и все другие фразы, которые его обтекают, омывают, и заключение. Обязательно должен быть вывод. Ввод, основа, вывод. Для нас это была большая проблема. Это первое, что нас просто, вот, выбивало. Все остальное просто уходит на второй план, все остальное – мелочь. Что читать очень много надо было – тоже тяжело, но это можно пережить, можно посидеть ночью, почитать, но писать! Можно просидеть ночь и ничего не написать. Первое, нужно один листочек написать – мы сидели сутками. Слезы на глазах, глаза красные. Надо сдать, все. У них же сроки! Потому что опоздал на 15 минут, – все, ты вылетел. Все очень строго». Петр: «Трудно было, может быть, привыкнуть после физтеха к их системе образования. Не то, чтобы трудно, но напрягало делать домашние работы. На физтехе это было как? Тебе дают задание на семестр и когда хочешь, тогда его и делай. Пока задания не сдашь, к зачету не допускаешься. Если хочешь, сделай задание за две недели до сдачи экзаменов. А там нужно было раз в неделю сдавать эти домашние работы или 2 раза в неделю, в зависимости от курса. То есть как в школе. Это напрягало. То есть свободы было в этом смысле меньше. И напрягало обязательное посещение занятий. На физтехе такого не было, хочешь ходи, хочешь не ходи на лекции, но главное, чтобы ты знал предмет. Я на некоторые не ходил курсы, которые мне были неинтересны. А там нужно было ходить. Если не ходил, с тобой беседовали и т.д.».

Одновременно, по крайней мере, при подготовке по гуманитарным специальностям, большой объем самостоятельной работы связан с чтением источников, которое тщательно контролируется. Екатерина, обучавшаяся по магистерской программе, рассказывает: «В основном они учатся сами, дома. У них нет такого, чтобы с понедельника по пятницу, почти целый день люди имели занятия. Вот наши студенты – пять лекций, например, в день, и они целыми днями ходят на эти лекции. Нет, у них есть так называемые классы, в один семестр берут три-четыре занятия всего. И учатся они где-то 2 или 3 раза в неделю по полтора часа. Ходят на эти занятия. И все остальное время вроде бы свобода. Но это не свобода, потому что домашних заданий очень много. По большому счету, им и нам задавали очень большое количество чтения. Бывало так, что в понедельник дают задание на дом прочитать две книги, страниц по 300, по 400 – к среде. И в среду мы приходим и начинаем уже обсуждать. Не эти книги, а какую-то тему, но информацию мы почерпнули из этих книг… Там нельзя отсидеться на занятии. Нельзя вот так забиться в уголочек, "я ничего не прочитал, я не знаю", закрыться и все. Тебя все равно будут вовлекать в разговор. То есть в дискуссии участвуют все. И собственно, по вовлеченности в дискуссию оценивается твоя работа. Все они действительно там работают. А те, кто отсиживаются, ну раз его дернут, два дернут. Там профессор, преподаватель обязан вовлекать студента в дискуссию. Если он видит, что человек не заинтересован, он с ним будет лично встречаться и внушать ему, что это надо, что это интересно, «зачем же ты сюда пришел, тебя же выгонят». Его действительно выгонят, несмотря на то, что он платит безумные деньги за это обучение. Никто не хочет, чтобы его выгоняли, поэтому, наверное, 95 % студентов там действительно учатся».

Обучавшиеся в разных странах подчеркивают, что нигде во время экзаменов нельзя списывать. Оля: «Там нет системы шпаргалок. У нас все построено на этом. Вот в школе, я помню, учительница говорила, пишите шпаргалки, вы таким образом запоминаете. Это тоже правда, но ведь мы этими шпаргалками и пользовались на экзамене! И мы на них рассчитывали. А там на это никто не рассчитывает. Это нереально. И там на тебя настучать могут. В принципе французы, они стукачи. Они, может, действительно считают, что есть одно место, на которое конкурс, и почему его должен занять тот, кто шпаргалит… Я вот когда сдавала сорбонновский экзамен по французскому языку, я обалдела. Во-первых, надо было ехать куда-то далеко, огромные залы, больше, чем наши школьные актовые залы, стоит несколько парт-одиночек. И не приходит в голову мысль – списать. Там это – все, тебе не будут делать замечания, там все – расстрел». Екатерина: «Я считаю, что там более строгая система. Почему? Потому, что ни в коем случае нельзя списывать. То есть списывать, конечно, можно, но сосед справа или слева, будь он даже вашим другом, он пойдет к преподавателю и скажет: "А вот она списывает". И это не потому, что он хочет заложить, а потому, что он делает тебе добро: если ты спишешь, значит, у тебя ничего не осталось в голове. «Я хочу тебе добра, я твой друг, поэтому ты учись сам и давай-ка без шпаргалок все это делай». То есть строже система».

Все наши студенты, магистранты, специалисты уже по самому факту отбора на учебу за границу, который проходил, как правило, в виде серьезного конкурса, были успешными учащимися. Прохождение через формальные структуры западной системы образования, сопровождавшееся чаще всего получением соответствующих сертификатов (или зачетов отдельных курсов), дополнительно подтверждало их конкурентоспособность и оборачивалось приобретением знаний, легитимированных строгой системой оценивания, системой, ориентированной и ориентирующей на результат. Поэтому все они получили качественные профессиональные знания. То, как эти знания оказались ими использованы по возвращении на родину, зависело от множества факторов субъективного и объективного порядка: как от их намерений продолжить учебу или карьеру по полученной специальности, так и от структур приема, то есть от наличия вакансий и объективных условий работы в том или ином профессиональном секторе на родине.

Как складываются карьеры после возвращения

Образование – удел образованных

 Как уже отмечалось выше, еще до поездки опрошенные студенты были весьма успешными в учебе. Собственно, во многом благодаря этому они и преодолели преграды различных конкурсов и отборов. Вместе с тем импульс приобретения знаний, полученный за рубежом, продолжает действовать и в дальнейшем. Многие, по возвращении начав трудовую деятельность, вскоре вновь обращаются к различным формам продолжения образования. Лена[1], о которой уже рассказывалось выше, закончившая в Москве немецкую спецшколу и факультет управления в РГГУ, обучавшаяся в Лондоне английскому языку и имевшая там опыт трудовой занятости, после возвращения в Москву устраивается на работу секретарем в известную международную юридическую фирму. Параллельно она получает второе высшее образование в Московской юридической академии, окончание которой через 4 года дает ей возможность получить место юриста в крупной американской юридической компании. Марина, гражданка Беларуси, после окончания Минского педагогического университета (факультета психологии с углубленным изучением английского языка) поступает в Москве в Российско–Британский университет (80% обучения ведется на английском языке и по британским программам), после его окончания работает в Москве в проектном режиме в международных институциях и учится в аспирантуре на кафедре социологии Московского технологического университета «Станкин». Защитив кандидатскую диссертацию и продолжая работать по проектам и грантам в Москве, поступает учиться в Хельсинский университет на получение степени PhD. Егор, выпускник средней поселковой школы, находящейся в 400 км от Читы, поступает в Читинский государственный университет на кафедру американистики, после его окончания по результатам всероссийского конкурса едет на год учиться в Государственный университет Оклахомы, по возвращении год работает на кафедре Читинского госуниверситета, поступает в аспирантуру Института антропологии и этнологии РАН в Москве, не закончив ее, переходит на работу в Британский Совет в Москве, далее ассистентом программы в Фонд Форда, и затем по результатам конкурса получает возможность учиться по магистерской программе (по правам человека) в Англии.

 Человеческий капитал и спрос на рынке труда

 В социологии труда есть традиция анализа профессиональных карьер в зависимости от отраслевой принадлежности опрошенных, их пола, уровня квалификации. Хотя наш статистически незначительный массив опрошенных не дает возможности проследить такого рода закономерности, анализ позволяет прийти к весьма существенным выводам. При этом деление наших информантов, скажем, на «физиков» и «лириков» не позволяет обнаружить хоть сколько-нибудь заметных особенностей траекторий карьер одних и других. Нет таких особенностей и в гендерном аспекте. Рассмотрение различных по уровню квалификации групп, или – в нашем случае – сравнение группы студентов и выпускников вузов, а также группы молодых специалистов, не дает искомого результата. Наш анализ приводит к выводу, что траектории карьеры складываются под влиянием других факторов и для их исследования должен быть применен иной подход.

На основе фактических данных, извлеченных из интервью и характеризующих этапы и вехи образовательного и трудового пути информанта, для всех опрошенных были построены траектории их жизненных путей. Анализ этих траекторий в целом и в самом главном показывает, что карьера формируется в зависимости от того, каким человеческим капиталом он обладает и насколько его квалификации, специализации, знания и умения встречают или не встречают спроса на российском рынке труда. И этот основной момент – совмещение спроса и предложения – главное в карьере, независимо от того, используется или не используется специализация обучения (базового на родине и/или полученного за рубежом), обретенные дополнительно знания и навыки, достигнутая квалификация. Именно эти факторы «работают», и именно такой подход к анализу карьерных траекторий оказывается продуктивным.

Исследование позволило выделить несколько типических случаев развития профессиональных карьер.

1. Восходящие карьеры

Рассмотрим случаи, когда происходит использование полученных знаний, специализации, за приобретением которых информанты ехали за рубеж. Есть примеры «прямых» восходящих карьер, в ходе которых полученное зарубежное образование служит средством продвижения. Так, уже знакомая читателю Наташа окончила научный факультет Медицинской академии им. Сеченова, работала в Медико-генетическом научном центре, из которого уволилась ради поездки на годичную стажировку в клинику в Бонне (одну из ведущих клиник Германии в области генетики). Вернувшись, благодаря полученным новейшим знаниям была принята в ведущую медицинскую организацию в этой области, одновременно приглашена на работу в частную клинику, подготовила кандидатскую диссертацию. Как объясняла сама Наташа, ей нужна была дополнительная подготовка: «Во-первых, нужны были действительно сами знания. Данные последних исследований и ощущение, куда именно направляется наука, где ложный след, где тупик и где, наоборот, прорывы, где перспективы… Образование за рубежом, самое важное, дало сугубо знания. Думаю, что не было альтернатив… Сейчас информационный взрыв в генетике. Невозможно просто переоценить мою поездку. Я стала совершенно другим человеком в плане подготовки… После учебы я устроилась и работаю врачом в Научном центре акушерства, гинекологии и перинатологии РАМН. И если бы у меня не было этой командировки, никто бы никогда меня в таком возрасте и на таком уровне опыта не взял. Это ведущее академическое учреждение. И все хотят здесь работать. Все врачи, акушеры и гинекологи, но это очень сложно. И потом меня взяли в частную клинику, и меня сейчас зовут еще в другую». Игорь, пилот, о котором шла речь выше, окончивший летное училище в Сарове и потом, заочно, Институт инженеров гражданской авиации в Киеве, работавший в «Красноярских авиалиниях» и самостоятельно изучавший английский язык, по собственной инициативе, за свой счет, раньше своих коллег-ровесников, окончил специальные курсы «летного» английского языка. Стажировался несколько месяцев в центре «Юнайтед Эрлайнз» в США и в Голландии, где обучался полетам на новой модели американского самолета, запланированного к закупке, стал летать на этом новом самолете по маршрутам «Москва – США», переехал в Москву, работает в «Шереметьево-2» на международных рейсах по всему миру: «Сначала мы хотели узнать, что за самолет, кроме того, что он красивый и большой. Документы дали только по приезде. Это четыре руководства формата А4 и толщиной каждое сантиметров восемь. Вот это все надо было перелопатить, там и цифры, и все на английском… В конце, конечно, тестирование было по знаниям, потом на тренажере …Самое важное, что дало это обучение за рубежом, – это, конечно, профессиональное. Конечно, какая-то гордость появилась. Мы были первые экипажи на самолете DC-10. В России вообще такого не было. Куда не прилетишь, у нас огромный самолет для Москвы… Ну а потом это образование дало какую-то возгонку. Мы летали в Нью-Йорк, в Лос-Анджелес. Никто из пилотов не летал. То есть из пяти экипажей допущены были три. Там американцы еще отсеивали. Летал я и с иностранцами в одном экипаже. Это интересно было. Они много интересного рассказывали. Летал над Европой, над океаном. Жил в Красноярске, там как бы база, а сами полеты выполнял из Шереметьева-2… Потом меня приняли в Шереметьево именно потому, что у меня такая квалификация, и не просто приняли, а с удовольствием». Оля после учебы в английской спецшколе и на факультете журналистики МГУ работает ассистентом-издателем в агентстве «Ассошиэйтед Пресс» в Москве, едет учиться за собственные деньги французскому языку в Сорбонну, более года живет в Париже, возвращается в Москву и начинает работать у друзей в пиар-агентстве, затем получает место директора по пиар-рекламе во французской компании люксовых брендов в Москве: «Во время учебы на журфаке я работала на телевидении, в пиар-агентствах… Нас пригласили в «Ассошиэйтед Пресс», у нас там практика была. И потом несколько раз, так как я работала в пиар-агентстве, на всяких вечеринках я встречалась с директором представительства «Ассошиэйтед Пресс»… В июне после диплома я пришла туда, и мне предложили совершенно замечательную работу. С одной стороны, мне предложили каждый день работать помощником редактора. Там, координация, и плюс я должна была снимать развлекательные программы. То есть все самое интересное с культурной точки зрения, с точки зрения моды, музыки. И это все у меня продолжалось на протяжении трех лет. И у меня зарплата была больше тысячи долларов. Это были бешеные деньги… Французский мне всегда нравился. Мне было 25 лет, и было ощущение, что если я сейчас не уеду в Париж, то я не уеду никогда. Однокурсница меня научила, как надо подавать документы в Сорбонну, что для этого надо делать. Это все стоило каких-то вменяемых денег. Я повторяю, что я хорошо зарабатывала. Деньги у меня на это были, мои отложенные деньги… Я делала это, потому что я хотела получить французский и пожить в Париже. Я свою работу в Москве сохранила. Я договорилась, что я уезжаю, но что я буду приезжать, если есть необходимость. Действительно, в течение этих четырех месяцев я несколько раз приезжала на съемки… Через две недели пребывания во Франции я познакомилась с другом моего папы, в которого влюбилась, и у меня понеслась совсем другая жизнь… В моей истории все решилось через личную жизнь. Когда я поняла, что останусь дольше, больше четырех месяцев, то я, естественно, лишилась своей московской работы. И начала искать там и не нашла ничего. Конечно же, у меня очень сложный сектор, журналистика. Очень сложно найти работу. И я искала по всем BBC, CNN, по представительствам, все, все. Я писала письма, но им не нужны были люди… Все это закончилось тем, что я уехала в Москву. По разным причинам, в том числе и по финансовым… Я приехала в Москву, начала работать у друзей в пиар-агентстве. И через полгода нашла себе хорошую работу, я стала директором по пиар-рекламе во французской компании. Причем французская очень крупная компания, которая занималась всякими люксовыми брендами».

Настя, о жизненном пути которой мы в общих чертах уже знаем, закончила филологический факультет МГУ по специальности «Испанская филология», работала в Москве в испанском агентстве по усыновлению. Во время учебы и работы неоднократно с краткими визитами бывала в Испании. Поступив в заочную аспирантуру филфака МГУ и начав писать диссертацию о творческом наследии незаслуженно забытого испанского писателя, уезжает на годичную стажировку в Дом переводчика в Испанию. Благодаря большой открытости информационных фондов Испании она собирает и привозит в Москву обширный и богатый материал для диссертации, которую на сегодняшний день еще не защитила. Она поступает на работу, используя свои знания испанского языка и опыт пребывания в стране.

Как видим, в ряде случаев накопленный информантами человеческий капитал в виде уникального знания иностранных языков и самого опыта жизни за границей находит спрос в иностранных компаниях и институциях. У Насти, правда, пока еще не происходит легитимации полученных ею специальных научных знаний, поскольку функционирование научного капитала связано с особой процедурой академического подтверждения научной квалификации (защитой кандидатской диссертации), которую она еще не прошла. В связи с этим на рынке труда она запускает в оборот свою общую гуманитарную подготовку и знание культуры и языка изучаемой страны. Оля задействует еще и свой профессиональный опыт (работа в пиар-агентствах), накапливаемый со студенческой скамьи. Об эффекте конверсии в престижные рабочие знания иностранного языка, поученного во время пребывания за границей, уже подробно говорилось выше. Подчеркнем лишь, что на это знание имеется постоянный спрос, по крайней мере, в Москве, где существует большой сектор труда в международных организациях и бизнесе.

Две другие траектории – Натальи и Игоря – примечательны тем, что приобретенные во время обучения на Западе передовые, не имевшие аналогов в России профессиональные знания и умения находят прямое применение на родине. Для карьеры Игоря важно, что новый самолет, работе на котором он был обучен в США, был закуплен Россией. Игорь получает на нем место пилота и осуществляет международные рейсы. Следует отметить, что и сам отбор в командировку в США, и техническое обучение там, и допуск к международным полетам стали возможны благодаря такому личностному ресурсу, как знание английского языка, которым Игорь занимался самостоятельно, по собственной инициативе. Редкость позиции, которую в результате занимает Игорь, характеризуется еще и тем, что благодаря совокупности квалификации, импульсом для накопления которой послужила стажировка в США, он, житель глубинки, смог переехать в Москву. Еще один случай редкой позиции, а именно работы в ведущем научном заведении, являет собой траектория Натальи. Здесь главным карьерообразующим моментом служит соединение приобретенного ею опыта и соответствующей профессиональной ячейки, когда новейшим научным знаниям, полученным Натальей в Германии, находится применение в адекватном структурном подразделении в рамках Академии медицинских наук. Наталья высоко ценит престиж того научного учреждения, в который ей удалось устроиться на работу. Невысокую оплату научного академического труда она может компенсировать благодаря тому, что накопленные ею передовые знания оказываются востребованными частными клиниками. Таким образом, передовая подготовка, полученная на Западе, в случае соединения на родине с адекватными структурами приема, при содействии благоприятных личностных факторов, выстраивается в восходящую траекторию профессиональной карьеры.

2. «Нишеобразные» карьеры

Передовые узкоспециализированные знания и опыт, приобретаемые во время обучения на Западе, только на первый взгляд кажутся непременной ценностью, приобретением, пользой для человека. На самом деле они оказываются большим, но весьма амбивалентным ресурсом. Этот ресурс может работать как капитал, и выше мы рассмотрели примеры таких траекторий, когда соответствующие приобретенные уникальные или редкие знания и умения находят спрос на родине. Тогда они превращаются в безусловную ценность для их обладателей. Вместе с тем накопленные узкопрофессиональные умения и навыки, даже самые прогрессивные и передовые, могут не стать капиталом, а остаться неиспользованным резервом, по крайней мере, в течение какого-то времени. И среди рассматриваемых нами траекторий обучавшихся за рубежом есть и такие, когда полученные знания и квалификации не находят своего потребителя, остаются невостребованными.

Сергей во время учебы на 3-м курсе МАРХИ выиграл международный архитектурный студенческий конкурс; по условиям полученной премии он в течение года посещает десять архитектурных школ США, и в одной из них, в Лос-Анджелесе, учится один семестр. Это школа авангардной архитектуры, где преподают модные продвинутые архитекторы из разных стран. Вернувшись для завершения учебы в МАРХИ, Сергей встречает непонимание со стороны своего руководителя, своего сообщества, оказывается вытесненным из своей группы, так как он «дестабилизировал процесс», в результате он защищает диплом по теории архитектуры. После получения диплома у него не складывается с трудоустройством в проектных организациях или архитектурных мастерских. Он начинает работать в международном архитектурном журнале в очень узком кругу единомышленников, позиционирует себя в Интернете и поддерживает тесные связи в сети концептуально созвучного ему международного архитектурного сообщества, периодически участвует в международных исследовательских архитектурных проектах, организует в России зарубежные выставки, выступает как критик архитектуры. По словам Сергея, «если дать панораму архитектурного образования в Америке, то там практически нет европейской традиции Beaux-Аrts, в основном архитектурные школы возникали на базе политехнических институтов и имеют гораздо более технический, нежели у нас, уклон, связанный с конструкциями и инженерией. На этом фоне есть немного школ, которые себя позиционируют именно как архитектурные, на границе с искусством. Такой и была моя школа в Лос-Анджелесе. Она очень авангардная, настроенная на инновации, на формальную инновацию, на то, чтобы быть на гребне. Они гораздо более интегрированы в глобальное поле архитектурное, туда приезжают преподавать из разных школ и разных стран. Курс проектирования вел известный австрийский модный, продвинутый архитектор… Там я получил основы компьютерного моделирования, научился строить разные объекты в программе 3D. Кроме того, я взял два теоретических курса, один на основе Бархина, которого я уже читал здесь, другой – теория хаоса. Нам были выданы такие толстые книжки, которые мы читали коллективно, продвигаясь от темы к теме. Все эти темы не потеряли актуальности и до сих пор, о чем я могу судить по современным трудам. Они давали нам семена, которые успешно прорастают по сей день. Это стало таким постоянным горизонтом для размышлений. Трудно даже переоценить этот опыт обучения… Когда я вернулся, мне было совершенно непонятно, где в МАРХИ учиться… Я не то чтобы выступал против системы приоритетов открыто, я с помощью проектов демонстрировал какие-то пространства, которые не учитываются в этой системе… Когда я приезжаю сюда, я понимаю, что я не могу уже участвовать в здешнем процессе. С моими ближайшими друзьями мне трудно сотрудничать. Архитектурная профессия – она во многом построена на самоидентификации, на презумпции стремления к какому-то абсолютному совершенству, к суперкачеству в том, что ты делаешь. И вдруг у меня, после пребывания там, совершенно смещается представление о том, что такое качество. Выясняется, что в архитектурную практику мне очень сложно здесь вписаться. И я занял эту нишу в журнале, который был основан голландцем… Сейчас у нас новое подразделение – исследовательское. Можно считать, что мы его основали на концептной оси. А это тип деятельности, который по всему миру уже развит и очень востребован и который в рамках этой сети [в Интернете] осуществляется… Последние годы я стал обнаруживать, что для моей вовлеченности в европейскую архитектурную ситуацию этот факт пребывания в Америке оказался чрезвычайно значимым, поскольку для тех, кто в теме находится, кто занимается исследованиями, кто на гребне архитектурных тенденций, для всех них название моей школы – это сразу понятно, что это такое, это один из глобальных полюсов архитектурного процесса. Мало того, если я встречаюсь с кем-то из профессионалов, с которыми у меня есть о чем поговорить, как только они узнают, что я был в этой школе, тут же у них возникает ощущение, что я свой человек, я приобщен… После того, как я вернулся, я теперь много езжу, без проблем. Как бы их человек здесь».

Денис, как мы уже в основном знаем, после окончания французской спецшколы поступает на философский факультет МГУ, параллельно, начиная с третьего курса, учится во Французском университетском колледже в Москве. По результатам учебы и конкурса в колледже едет на год (после 4-го курса МГУ) учиться в Париж, защищает диплом DEA по социологии и поступает там в аспирантуру, но продолжить учебу не может, так как не находит спонсоров и не имеет для этого личных средств. Вернувшись в Москву, заканчивает учебу на философском факультете МГУ, работает преподавателем философии и социологии в ведущих технических вузах, в качестве дополнительной занятости периодически делает переводы теоретических трудов и работает как синхронный переводчик высокого уровня. Заканчивает заочную аспирантуру одного из академических институтов, но диссертацию не защищает. Работает научным сотрудником исследовательского института в гуманитарной сфере. Траекторию своего жизненного пути сам Денис описывает следующим образом: «Потом открылся Французский университетский колледж, куда принимали на 3–4-й курс. Система этого колледжа предполагала приезд в Москву самых лучших французских ученых. Это так и было. Приезжал и Крозье, и Бурдье, и Турен, и Будон. Эдгар Морен приезжал, Мишель Сер. Я не говорю о многих членах Французской академии, историках и т.д. Два года это шло параллельно с высшим образованием. Главное было написать диплом. Я написал два диплома. Один был подарен Жаку Шираку, что вроде как знак, что я был хорошим студентом… Те, кто поехал во Францию, они уже достаточно объективно отбирались. Записалось в Колледж 250 человек, 35 написали экзамен на «хорошо» и 10 человек из них поехали… Я приехал в Париж обучаться в Высшую школу общественных наук, на

5-й курс. Благодаря колледжу не было вопросов с эквивалентностью… Это заведение было нацелено на подготовку, скорее, исследователей, чем просто студентов. Я получил отличную оценку за диплом. Да, у меня есть французский DEA. Более того, я был записан в аспирантуру… Сюда я вернулся на 5-й курс. Университет никак не реагировал на то, что я там что-то получил. Ничего не зачли. За эти десять лет я работал и преподавателем в вузах, и переводил что-то. С переводом все было хорошо… Но дело в том, что это был не тот сектор….Реально там я не мог работать как в профессии, как карьера. Поэтому мне пришлось искать работу в частном секторе, и вот тут как раз эта сверхквалификация и случилась... Я был в крупных французских компаниях, где мне сказали: "Ну, кто же с таким образованием пойдет на это место, какие-то бумажки перебирать?"… Я работаю в исследовательском институте, в гуманитарной сфере и плюс я работаю периодически и как синхронный переводчик… О научной сфере сразу скажу. Ведь еще есть проблема всяких школ и проблема стиля. И проблема огромная. Например, после французских книг писать российскую диссертацию невозможно. Дело в том, что у нас тоже
доктрины и тоже стандарты. И как только ты начинаешь говорить с позиций других школ, других учений, других теорий, то это до сих пор воспринимается очень негативно. Для советских марксистов непонятно, что я буду говорить, если я пойду к ним, поэтому я и не пошел в стандартные какие-то учебные заведения, потому что там с ними надо было бы бороться. С точки зрения академической стандартной диссертации это тоже слишком как-то вольно. Тоже нельзя. Поэтому получилось, что я попал в какое-то междумирье».

Общим в ситуациях Сергея и Дениса является то, что на Западе они приобщились к специфическому опыту, восприняли специфические для своих профессий достижения, приобрели знания, отвечающие современному мировому уровню и в то же время не имеющие всеобщего либо российского признания. Вернувшись на родину, они пытаются строить свой путь в рамках своей профессии, своей специальности, но уже с самого начала сталкиваются с тем, что их опыт не принимается здешними структурами образования (Сергей в
архитектурном институте оказывается вытесненным из своей учебной группы, Денису не засчитывают в МГУ ни одной дисциплины из полученного в Париже диплома, поскольку не существует нострификации документов об образовании). Кроме того, и это главное, их опыт оказывается неприменим и в практической деятельности, он не находит соответствующих структур приема на рынке труда (в сфере архитектурного практического проектирования Сергей не находит места для применения новых концепций и моделей; диплом DEA, полученный Денисом во Франции, оборачивается сверхквалификацией при трудоустройстве во французские компании в Москве, а при устройстве на работу по специальности – преподавателем философии и социологии в вузе – никак не влияет на уровень оплаты его труда). Приобретенный опыт даже как бы враждебен здешней ситуации, наличие такого опыта выталкивает его обладателей за рамки традиционных мест в их сферах деятельности. Так, Сергей по причине невозможности заниматься проектированием не просто уходит в теоретическую деятельность, он позиционирует себя в специфической для российского рынка труда нише международного сотрудничества, а именно устраивается в международный журнал, участвует в международных исследовательских проектах. Денис не может защитить диссертацию, так как ее защита предполагает демонстрацию определенной лояльности к здешним школам и авторитетам, тогда как он изначально предлагает опору на иную, здесь не воспринятую, систему идей, стилей, методов. Следует уточнить, что формально высококвалифицированная совокупная подготовка, которую Денис приобрел во Франции, находит свое прямое применение в переводах научных философских и социологических трудов. Однако, как справедливо отмечает он сам, это не та деятельность, которая приносила бы достойный доход и могла бы стать этапом карьеры. Таким образом, узкопрофессиональное передовое образование, полученное на Западе, может оказаться низкорентабельным как для самого человека, так и для российского общества, поскольку в обществе еще не вызрели соответствующие структуры приема, которые отвечали бы осознанным потребностям человека и удовлетворяли бы его по условиям труда.

 3. Карьеры на основании конверсии

До сих пор мы рассматривали карьеры, когда люди оставались в рамках своей профессии, своей специализации, независимо от того, какой была их карьера – восходящей или «нишеобразной». Вместе с тем могут быть выявлены карьеры, когда полученное базовое образование в России и приобретенные на Западе профессиональные знания не используются. Выше уже говорилось о траекториях, в ходе которых происходит конверсия всего комплекса дополнительно полученных знаний – владения иностранным языком, знания культуры страны, практики приобщения к нормам и институтам. Такие траектории особенно выпукло демонстрируют примеры физика Петра и математика Олега, о которых уже шла речь. То обучение и образование, за получением которого они ездили за границу, на родине совершенно ими не применяется. Однако дело не в том, что на рынке труда эти специализации не находят соответствующих мест. Напротив, места есть, но в том сегменте (наука или инженерные специальности), который не дает достойной оценки этой квалификации, предлагает слишком низкую оплату труда и потому не выдерживает никакой конкуренции с альтернативным карьерным предложением, идущим со стороны бизнеса. Эту ситуацию Петр резюмирует следующим образом: «Там наукой люди занимаются до сих пор, и за это нормально платят, а здесь за это нормально не платят. Ну, я почему, собственно, не занимаюсь физикой? Не потому, что она мне надоела. Поискал здесь, посмотрел, пообщался с людьми, которые наукой здесь занимаются. Я просто привык к определенному уровню доходов, около полутора тысяч долларов в месяц. За науку мне такое здесь не светило совершенно. Пришлось пойти в бизнес, работать на коммерческую организацию». Олег отвечает на эту особенность нынешней ситуации изменением траектории своего жизненного пути после возвращения из Англии, где он стажировался в компании Шлюмберже: «С тех пор я поменял профессию. Тогда я пошел работать инженером, который занимался разработкой системы распознавания речи. Это математика, программирование… Сейчас я занимаюсь продажей программного обеспечения. Это бизнес».

 Как видим, соединение человеческого капитала и спроса на рынке труда в ходе карьеры происходит таким образом, что, если не удается выгодно применить или применить вообще свою узкоспециальную подготовку, молодой человек в конечном счете старается как можно дороже продать имеющийся совокупный ресурс знаний и умений. Соответственно в этих условиях профессиональная выучка, специализация могут оказаться незадействованными. Так, собственно, происходит и со многими гуманитариями, обучавшимися за рубежом, которые после возвращения на родину свои узкоспециальные знания не используют, а реализуют полученную общегуманитарную подготовку и уникальные знания иностранного языка в международных организациях и компаниях.

 Об этом уже шла речь в разделе «Иностранный язык: изучение, овладение, результативность». Здесь повторим лишь узловые характеристики траекторий таких информантов. Дарья (8), будучи студенткой факультета иностранных языков в Волгоградском педагогическом университете, обучается в США по специальности «Преподавание английского языка», завершает на родине высшее образование и поступает на работу в агентство по образованию за рубежом, затем переходит на позицию менеджера по развитию в некоммерческую американскую организацию. Екатерина, юрист по базовому российскому образованию, проходит в США обучение на степень магистра на общегуманитарном факультете по специальности «Архитектура и история искусств», на родине устраивается на работу в итальянскую компанию «Индезит». Юля, получив в России диплом преподавателя английского языка, обучается в США по программе получения степени магистра в гуманитарных науках (культурология и искусствознание), в Москве начинает работать административным ассистентом в американском благотворительном фонде, затем переходит на позицию координатора программ в Институте международного образования (международная программа стипендий Фонда Форда). Егор, «американист» по российскому университетскому образованию, обучается в США по специальности «Страноведение», после года работы в России по специальности на кафедре университета устраивается в Москве на работу в Британский Совет, затем переходит на позицию ассистента программы в Фонд Форда.

 Выстраивание карьеры Обучавшимся за рубежом сама ситуация совершившейся поездки, факт перерыва в учебе или работе в России дают толчок к рефлексии, к рассуждениям о выстраивании карьеры, к оценке своего опыта с точки зрения его влияния на профессиональную траекторию.

Денис, у которого после поездки карьера сложилась «нишеобразно», то есть когда, несмотря на полученные на Западе знания, профессиональный прорыв не состоялся, а эти знания и умения используются лишь дополнительно к основной занятости, склонен пессимистично оценивать значение обучения за рубежом для дальнейшей, главным образом, академической карьеры: «А насколько это выгодно с точки зрения личной стратегии, дело вот в чем. Если человек очень сильно, как я, например, планировал обучение за рубежом и это был важный, ключевой элемент, необходимый для дальнейшего продвижения, либо как изучение того, что здесь невозможно изучить, то это отнимало очень много сил. И в результате те возможности, которые открывались здесь, карьерные, какие-то еще, они блокировались… Французское обучение, безусловно, профессионально помогло. Но отдача была меньше, чем ожидалось. Как траектория именно карьеры, оно могло быть использовано только в определенных отраслях. Но в целом часто оказывается, что люди, которые не учились за границей и заняли хорошие профессиональные позиции здесь, и учитывая, что у нас всегда опыт преобладает над образованием, они смогли продвинуться лучше… Поскольку карьеры у нас часто основаны на личной преданности, то есть надо идти в русле какого-то человека, сначала ассистентом, потом доцентом, потом он тебя сделает зав. кафедрой. Поэтому как потеря времени этот проект и будет исключать возможность карьеры. Поэтому нужно всегда смотреть, сколько усилий и сколько отдачи. Хотя в области бизнеса совсем другое дело». Опыт не вполне удавшейся карьеры подталкивает Дениса задуматься над альтернативными вариантами, вероятностными моделями: «У меня был даже некий сценарий, если бы меня не взяли во Францию, я бы сразу пошел в англоязычную сферу, стал бы учить английский язык, и, возможно, я пошел бы либо в бизнес, сразу, когда это еще была такая ситуация, то есть я бы пошел в более практическую сферу, либо пошел в политику, что тоже было возможно». Разумеется, эти рассуждения Дениса следует скорее трактовать как оценку с позиции его сегодняшнего опыта, который отторгает его от академической траектории и от невыгодных условий использования знания французского языка в пользу карьеры в бизнесе и вложения сил в изучение английского языка, более рентабельного с точки зрения рыночного спроса.

Еще один пример того, как зарубежное образование не стало фактором, позитивно воздействующим на академическую карьеру, являет собой случай Дмитрия, преподавателя математики на мехмате МГУ. Он рассказывает о том, как ранее складывалась его траектория: «Когда я еще только заканчивал университет, очень распространены были веяния уезжать учиться в аспирантуру за границу. Многие вокруг уезжали учиться и потом оставались. Но я сознательно не выбрал этого пути. Не хотелось идти за модой. Я поступил в аспирантуру мехмата МГУ. У меня был руководитель – человек с мировым именем, я очень это ценил… Просто то, что предлагают российским людям для обучения – это места в провинциальных вузах США. Это далеко не лучшие возможности. С этой точки зрения в Москве у меня была возможность общаться с моим руководителем, человеком очень известным в мире в своей области знаний. В результате я успешно учился в аспирантуре, в срок защитился, остался работать в МГУ». Уже будучи преподавателем МГУ, он едет на полугодичную стажировку в Университет Гренобля во Францию. Там он занимается научной деятельностью, завязывает широкие контакты с коллегами из Франции, Германии и Польши. Оценивая опыт своей зарубежной поездки, он отмечает: «Самое важное, стажировка дала возможность поработать вне всяких ограничений: материальных, бытовых, семейных. Узнать, что такое свободный труд, на что я способен в таких условиях, как могу развернуться». Вместе с тем, спустя три года после поездки, Дмитрий констатирует, что она никак не сказалась на его профессиональной траектории: «На моей карьере эта поездка никак не отразилась. Карьера шла своим путем вне зависимости от полученного опыта работы за рубежом. Если бы я подавал документы на конкурс в какую-нибудь значительную фирму, я, конечно, указывал бы этот опыт. Но для карьеры на факультете это прошло незамеченно».

Совсем по-другому выстраиваются карьеры под влиянием зарубежного образования, если речь идет о сфере бизнеса, о рыночных секторах экономики. Сознательное отношение к тому, что карьеру надо строить заранее, задумываясь об этом уже на студенческой скамье, характерно для сегодняшней молодежи, и особенно для тех молодых людей, которые стремятся трудоустроиться и трудоустраиваются в быстро развивающихся рыночных секторах. Ситуация поездки, ее плюсы и минусы с пристальным вниманием обсуждаются самими обучавшимися, их окружением, потенциальными претендентами на поездку. Андрей, студент Академии внешней торговли, получал в России специальность экономиста, поехав после третьего курса на год учиться в Германию, он всячески старается переквали-фицироваться и получить знания и практику в более привлекательной сфере – в банковском деле: «Стипендия там давалась с двоякой целью: первая цель – это учеба, собственно, две трети всего этого дела и по времени, и по важности, но еще плюс практика на предприятии… Я там ходил на лекции только на то, на что я хотел ходить: банковское дело, аудит, финансовый анализ… У меня там было два предложения о работе: одно – в маленькую, но интересную компанию в Гёттингене, другое – в известный банк в Гамбурге. Это менее интересная работа, но это было имя. Я решил, что я все-таки в Гамбург поеду, потому что мне все-таки банковское дело было ближе… Я начал представлять, что такое работа в принципе, что такое работа в банке. Я понял, что я хочу, где я хочу работать окончательно. Вот это помогло, потому что я в Россию приехал и начал устраиваться на работу – и устроился, с четвертого курса уже работал… И я устроился в результате на 13 часов в неделю в немецкую лизинговую компанию. Им нужен был экономист, специалист, говорящий на немецком, а этот круг достаточно узок. А потом, вот этим летом, я ушел из этой немецкой компании в Ситибанк. Если бы я не поехал туда учиться, у меня не было бы этих возможностей для трудоустройства. Я бы никогда не выучил банковское дело, потому что в России я банковское дело не учу, у меня нет такого курса, у меня специальность немного другая здесь. Банковское дело я там учил».

Когда Андрей учился в Германии, у него была возможность пройти там полный курс высшего образования. Он взвешивает все плюсы и минусы такого варианта и приходит к заключению: «Основной вопрос был в том, что уже три года я отучился в России на тот момент. И мне из этих трех лет почти ничего не засчитали. Фактически заново надо было начинать учиться, а в Германии еще учатся дольше. То есть нужно было понимать, что я тогда в принципе остаюсь в Германии – и жить, и работать. Для российского рынка труда я был бы уже староват. Я приехал бы сюда, мне было бы уже 27 лет. Потому что в Германии учатся основательно – там надо посреди учебы еще практику делать, там, за границей еще где-нибудь поучиться. Это все очень хорошо, что у них до сих пор принимают на достаточно стартовые позиции людей, которым, там, 27–28 лет. Они потом просто карьеру быстрее делают. А у нас, если тебе 27–28, а ты нигде не работал – это как-то подозрительно, в общем-то. Нужно было, значит, оставаться в Германии. На столь радикальный шаг я не хотел решаться тогда, и правильно не решился».

Вопрос о том, что все этапы карьеры надо проходить вовремя, лучше – как можно раньше или, по крайней мере, в оптимальном возрасте и главное – не упускать время, серьезно занимает Андрея, как это видно из всего его интервью. К теме, связанной со временем, потраченным на зарубежную учебу, которое может трактоваться как упущенное, как стопорящее карьеру, Андрей неоднократно возвращается в своих рассуждениях, показывая тем самым, что выстраивание карьеры его, еще студента, достаточно волнует: «Были какие-то издержки – ты приходишь на новый курс в академии, там новые люди, то есть ты теряешь свои контакты какие-то профессиональные, которые накоплены за три года. Многие меня спрашивали: «А тебе не жалко, что ты потерял год?» Но почему потерял? Я учился там. «Ну, как же так, мог бы уже на работу пойти». Ну да, я вижу, что многие из моих друзей уже зарабатывают больше меня, потому что они раньше закончили. Они тоже родились в 1984 г. и уже получают столько-то, уже у них карьера вовсю, а ты только доучиваешься. Они там делают карьеру, а я студент – нет таких возможностей. Потом понимаешь, что на определенном этапе мы все придем к тому, к чему идем, если есть такие возможности. И не надо напрягаться, что я что-то пропустил. Потому что у меня достаточно сильное резюме и какой-то опыт, пусть и небольшой. В общем, издержки были, да, но плюсы очень сильно перевесили минусы». Таков вывод человека, который профессионально связан со сферой быстрорастущих карьер в рыночной экономике.

<<назад

оглавление

>> дальше