В.А. Ядов. К вопросу о национальных особенностях модернизации российского общества

В.А. Ядов. К вопросу о национальных особенностях модернизации российского общества

В.А.Ядов

 К вопросу о национальных особенностях модернизации российского общества

В.А. Ядов  главный научный сотрудник ИС РАН.

 

В лексике правительственных лиц, в научной литературе и СМИ последних лет постоянно говорится о том, что России надлежит интенсифицировать процессы модернизации и определить свой национальный путь в будущее. Я попытался очень сжато резюмировать что мы можем извлечь из научного багажа социологии в качестве полезного в этом «фокусе» знания, Намерение слишком смелое, но вынужденное в силу необходимости сказать студентам что-то внятное по трудной и жизненно важной проблеме[1]. Поскольку относящаяся к нашему предмету литература очень обширна, придется злоупотреблять подстрочными комментариями.

Теоретические рамки. Можно утверждать, что в теоретической социологии сформировались три макро-парадигмы, три созвездия теорий, позволяющих искать ответ на наш вопрос. Сторонники активистского подхода в объяснении социальных процессов концентрируют внимание на пусковом механизме изменений - агентах, которые, подобно тому, как это имеет место в химической реакции, запускают процесс[2]. В рамках другой теоретической парадигмы предмет исследования -  национальные особенности, мешающие «чистоте» реакции. Наконец, имеет место смена самого объекта социологического знания: не социум как особое общество, но мировая система, в которой особые общества – ее элементы. В данной метапарадигме экзогенные условия и механизмы изменений не менее существенны, чем эндогенные.

Зависимость от прошлого. В мировой и отечественной социологии, как и в других науках  социально-гуманитарного знания и философии обсуждается проблема влияния исторически сложившихся социальных институтов, культуры и национального менталитета на процессы модернизации. Предложенная Карлом Поланьи концепция зависимости социально-экономических изменений и прежде всего социальных институтов от исторически пройденного пути является чуть ли не краеугольным камнем в дискуссиях относительно будущего народов и государств в миросистеме. В отечественной литературе на эту тему – масса публикаций[3]. Сама идея не оригинальна. Ее сформулировал К.Маркс, который писал: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого»[4]. Карл Поланьи назвал это явление Path dependence, имея в виду историко-культурную инерцию социальных (прежде всего экономических) институтов. Отечественные экономисты следом за Александром Аузаном именуют такой тип развития экономики движением по колее из которой непонятно можно ли выйти[5]. Смысл метафоры колеи в том, что построив сеть железных дорог, дешевле заменить колеса поезда при переходе на колею иной ширины, чем перестраивать всю сеть.  Cоциологи, переводят проблему с языка экономической выгодности в плоскость реальной возможности смены пути, пишут о России как «другой» и «параллельной Европе»[6]. К тому же направление миросистемных изменений не диктуются неким оператором «мир-транспортного» движения.

Эмпирически проблема переводится в плоскость компаративных межкультурных, межстрановых исследований. Современные технологии позволяют оперировать колоссальными массивами достаточно надежных данных международных мониторинговых проектов таких, как European Social Survay (ESS), World и Europen Value Survay[7]. Принципиальный вопрос: о чем свидетельствуют те или иные данные?. В рамках активистской парадигмы ответ на наши вопросы надо искать в зоне сопоставления реальных практик народов, коль скоро именно практики[8] непосредственно консервируют, или же трансформируют социальные структуры. Компаративный анализ систем ценностей позволяет приблизиться к ответу с учетом того, что не ценностные приоритеты данной культуры как таковые, но ценностные ориентации людей потенциально реализуются в их практиках. Именно потенциально, т.к. наше поведение далеко не всегда согласуется с собственными ценностными ориентациями[9]. В этом отношении мне представляется более адекватным концептом понятие национального менталитета, о чем ниже.

Ценностные сопоставления Что можно извлечь из компаративного анализа данных о национальных структурах ценностей? Е. Ясин, анализируя статистики общемировых обследований национальных ценностных структур по методике Шварца[10] пришел к выводу, что в сравнении со странами Азии, Африки и Латинской Америки, россияне достаточно близки к западно-европейской цивилизации, но более консервативны, традиционны, более склонны к порядку[11]. В.Магун и М.Руднев на основе общеевропейского исследования ( 20 стран) по той же методике (2006–2007 г) заключают, что, отличаясь от западноевропейцев, мы демонстрируем схожесть с народами других постсоветских стран. Россиянам свойственна более высокая потребность в защите со стороны государства, менее выражены потребности в свободе и самостоятельности, склонности к риску[12]. В исследованиях по методике Р.Инглхарта[13] население России, как и других бывших стран СЭВ, отличается от населения стран Западной Европы доминированием ориентаций людей на материалистические ценности versus постматериалистических. При сопоставлении систем ценностей европейских стран, отмечает Н.М.Лебедева, « Посткоммунистические общества лежат намного ниже, чем другие, по шкале доверия, толерантности, ценностей самовыражения, являющимися главными в измерении кросскультурной вариативности»[14] Ценности материального благополучия уступают в иерархии таким, как ценности саморазвития личности, свободы и обеспокоенности об охране среды обитания. Заметим, что в этих констатациях фиксируются вековое наследие прошлого и наследие недавнего доперестоечного.

В то же время, рассматривая динамику сдвигов в ценностях российской культуры: за последнее десятилетие (инструмент Щварца), Ясин делает вывод «По важнейшим направлениям произошел откат назад… культурные предпосылки модернизации ухудшились». К такому же заключению при сопоставлении  ценностных ориентаций респондентов пришли сотрудники Института социологии РАН. В период с 2004 по 2007 г.доля принимающих ценность свободы сократилась с 26% до 20%, доля сторонников сильного государства увеличилась с 41% до 47%.

Заслуживают серьезного внимания исследования Н.И.Лапина, опирающиеся на пять волн всероссийского мониторинга ценностей и интересов населения (начиная с 1990 г.), а также на данные упомянутого Европейского социального исследования. Изучая структуры ценностей населения России, Лапин интерпретировал «толерантный симбиоз культурно разнородных ценностей» как рациональный ответ жизненных миров россиян на аксиологический вызов трансформирующегося общества – ответ, который обеспечивает взаимопонимание между людьми в условиях конфликтующих потоков ценностей и который открыт различным вариантам эволюции общества[15]. Автор также полагает, что сложившееся в «толерантном симбиозе» паритетное соотношение современных и традиционных ценностей не выпадает из восточноевропейских рамок и не является роковым препятствием для модернизации российского общества, а наиболее значимое ее препятствие коренится в отсутствии сетевых институтов саморазвития, прежде всего - инновационных[16].

Люди испытывают словами П.Штомпки культурную травму «переходного периода», стремятся обрести адекватную ценностную ориентацию, причем в России процесс этот затруднен дезинтеграцией общества, отсутствием гражданской солидарности, противоборством в среде элит[17]. Отсюда – наблюдаемые возвратные сдвиги к традиционализму в массовых опросах и заметные различия в ценностных предпочтениях жителей столичных городов – провинции, старшими поколениями и молодежью, что, по заключению Н. Лапина результируется «толерантным симбиозом» современных и традиционных ценностей.

Менталитет. Обратимся к статистикам, регистрирующим особенности национального менталитета. Одно из предложенных определений следующее: Менталитет есть «комплекс коллективных социальных установок, особенностей практического разума и повседневного мышления; его устойчивых форм, что фиксируется в метафорах, поговорках, символах[18]. Менталитет интегрирует осознанное из данной культуры и подсознательно усвоенное, так что более непосредственно соотносится с поведенческими практиками. Важно также заметить, что люди в своем восприятии жизненного мира руководствуются социальными представлениями. Как отмечает Серж Московичи «Индивид не столько мыслит сам, сколько актуализирует в себе опыт прошлых поколений, цитирует их социальный опыт мышления. Он как бы мыслит заново уже помысленное до него.»[19]. Поэтому можно сказать, что наши социальные представления так или иначе связаны с особенностями менталитета.

К.Касьянова[20] применила тест MMPI на российских студентах и пилотах, сопоставляя свои данные с результатами, полученными другими психологами из многих стран. Она нашла, что россияне зашкаливают по тесту «циклоидность». В переводе с языка психоаналитиков на общепонятный, это означает, что мы не склонны к систематически выполняемой деятельности, независимо от настроения. Общеизвестно, что россияне предпочитают закончить непременную работу рывком в последний момент, т.е. когда гром уже грянул и надо ждать грозы

Стандартные курсы по менеджменту непременно включают тему о национальных особенностях трудовых взаимоотношений, связанных с особенностями менталитета сотрудников. Применив разработанный с этой целю психологический тест Герда Хофштеда и сопоставив полученные результаты с многочисленными данными по разным странам мира, Е. Данилова, В. Дубицкая и М.Тарарухина[21] нашли, что россияне оказались в близком соседстве со скандинавами, немцами и израильтянами. Хофштед обозначил этот кластер трудовых взаимоотношений  формулой «хорошо смазанная машина»: жесткие технологические правила и гибкие взаимоотношения руководства с подчиненными. В США и Канаде, напротив, действует жесткое правило – за неисполнение указания начальника – немедленное увольнение. Россиянам свойственна «фемининность» (одна из шкал теста): женственность проявляется в более значимой роли интуиции, ценности свободного от работы времени. Западноевропейцам и американцам свойственна «маскулинность» - напористость, рационализм, настойчивость в достижении целей[22].  Россияне больше ценит гарантии со стороны организации, тогда как западноевропейцы больше полагаются на себя.

Институты и практики. Нормы культуры, менталитет способны стать «пусковым механизмом» поведения людей при условии, что институционализированные правила этому не препятствуют. Будем считать таковыми правилами узаконенные предписания и формально не прописанные, но общепринятые. Последние также влекут санкции в виде морального осуждения.

О российский институциональной матрице упоминалось выше со ссылкой на ряд теоретических публикаций[23] Исключительно важными. в этом плане представляются исследования Шкаратана[24]. Инструментарий этого проекта ( ESS)[25] позволяет «схватить» одновременно эмпирические свидетельства институциональных рамок социальных взаимоотношений и реальных практик. Причем в критериальной особенности социума – состоянии его социального расслоения.

Исследователи сконструировали показатель степени «справедливости» неравенства по признакам: род занятий, уровень образования и доход. Исходили из того, что в постиндустриальном обществе,  в отличие от индустриального, человеческие ресурсы (образование, знания и опыт) более значимы в сравнении с экономическими. В 14 западноевропейских странах коэффициенты ранговых корреляций меду названными признаками (Р ≤ 0,007) были существенно выше коэффициентов для 8 постсоциалистических стран[26]. Доля респондентов, считающих что их материальное вознаграждения адекватно затрачиваемым усилиям и результатам труда  в постсоциалистических странах вариировала от 9,9% (в Польше) до 22,4% (в Словении), тогда как для стран западноевропейских составила 22,8% и выше.

Исследователи сопоставили род занятий респондентов и их родителей. Как известно однородность занятий присуща традиционному обществу, неоднородность – динамичному модерному. С этой целью был применен предложенный еще в 1969 г. О.Шкаратаном и И. Тагановым энтропийный анализ, который позволяет выделить из большого набора социальных свойств комбинаций, обладающих минимальной неопределенностью (низкой энтропией) – свидетельство неслучайости данного синдрома.  Наибольшая энтропия фиксирована для Эстонии и Великобритании, а наибольшая однородность - в России и Португалии. Вывод комментариев не требует.

Россия в миросистеме. К настоящему времени предложено немало глобалистских концепций от крайне оптимистических ( миросистема есть благо во всех отношениях ) до катастрофических в смысле интенсификации глобальных техногенных и социогенных рисков[27]. Наряду с этими подходами  обретает популярность концепция фрагментации глобального пространства[28] В нашем с Т.И.Заславской докладе на общероссийском социологическом конгрессе[29] я предложил рассматривать глобальную систему как неустойчивое образование экономического, политического и культурного полей. Нормативные правила, регулирующие взаимодействия национально-государственных и транснациональных субъектов на этих полях отличаются не только содержанием, но и степенью принудительности. : в экономическом поле — наиболее высокой, в политическом — ситуативно гибкой, в сфере культуры — минимальной. Взаимодействия между тремя полями различны. Политико-экономические объединения стран образуют узлы взаимосвязей, которые потенциально и реально фрагментируют миросистему,   То, что называют глобальной культурой остается предельно гло-локальной, ядро цивилизационных и национальных культур несравнимо более устойчиво к внешним воздействиям, нежели их периферия (заимствования языковых практик и стереотипов «попкультуры»).

Неодинаковая жесткость нормативных требований – принципиально важная констатация. Согласно теории становления правил Тома Барнса и Елены Флэм[30] следует различать три модальности: систему правил как их содержание,  режимы правил как они поддерживаются санкциями и, что особо важно, - их практическое освоение грамматику правил.  Здесь уместна аналогия с личностным стилем деятельности. Как экспериментально установил В.С.Мерлин, каждый индивид выполняет предложенную обстоятельствами задачу  своим индивидуальным стилем, потому что. люди различаются особенностями психики, в нашем случае - их национальным менталитетом.

Далее рассуждаем так. Императивы рыночных отношений в глобальном мире - система правил - универсальны. Однако режимы правил, санкции за их нарушение  далеко не одинаковы. Что же до грамматик правил, то российская национальная их особенность выражена формулой: «жесткость законов компенсируется необязательностью их исполнения.

 

 

Заключение

Первое. Многочисленные исследования не оставляют сомнений в национальных особенностях России и российского общества. Российскую можно сказать цивилизацию отличают: (а) свойства институциональной матрицы, (b) уникальные культура и (c) менталитет сограждан, (d) особенности поведенческих практик как «грамматик» исполнения нормативных предписаний .

Второе. Как и другие даже самые продвинутые страны наша страна не может двигаться в будущее вне зависимости от глобального социума, ибо является составляющей Globalshaft.. Изменения в мировой системе так или иначе определяют общее направление изменений в его субсистемах, цивилизационных и страновых.

Третье и главное. Особый путь России является особым в смысле конкретизации национального интереса – повышения ресурсоспособности в конкурентной среде макросоциума. Взаимодействия с мировой системой регулируются международным правом, а трансформации в рамках страны осуществляются присущими России особенностями социальных институтов, культуры, менталитета и стиля практических действий граждан.

 

Литература

[1] Имеется в виду  Ядов В.А. Лекции о состоянии современной социологической теории в приложении к российским трансформациям. СПб.:Интерсоцис, 2009.

[2] Так называемые активистские или деятельностно-активистские подходы , предложенные Дж.Александером, М.Арчер,, А.Гидденсом, А.Туреном, П.Штомпкой и др. Эту парадигму я полагаю наиболее адекватной современности (См.   цит. выше).

[3] Бессонова О.Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный ана­лиз. Новосибирск: ИЭ и ОПП СО РАН, 1997; Заславская Т.И. Посткоммунистические трансформации // Россия, которую мы обретаем: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск: Наука, 2003. С. 87); Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. 2-е изд., перераб. и доп. Новосибирск: ИЭИ ОПП СО РАН, 2001; Нуреев Р.М. Россия: Особенности институционального развития. М.: Изд-во «Норма», 2009;   Федотова ВТ. Трансформация «другой» Европы. М: Ин-т филос. РАН, 1997.

[4] К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т.27.С.119

[5] См.: Аузан А.Л. Общественный договор и гражданское общество // Мир России. 2005. № 3.

[6] Федотова ВТ. Трансформация «другой» Европы. М: Ин-т филос. РАН, 1997  Пастухов В.Б. Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве // Общественные науки и современность».2006. №2. С.6-7.; См. также представительный сборник статей  «В поисках теории российской цивилизации. Памяти А.С.Ахиезера» /Составитель А.П.Давыдов. М.:  Новый хронограф.2009.

[7] ESS  проводится  в 30 странах  с двухлетним интервалом (2002-2008),   с  2006 г.включая Россию, и сдержит колоссальный массив данных  о состоянии домохозяйств в объективных показателях, принятых статистическими службами, и некоторыми оценочными вопросами о качестве жизни (более 120 показателей). См. русскоязычный сайт  http://www.ess-ru.ru; В двух других проектах отслеживаются изменения ценностных структур населения стран и ценностных ориентаций граждан. Данные этих обследований так же общедоступны (См. World Values Survey web site ; European Values Survey web site )

[8] См. Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, www

[9] Было показано, что высшие уровни диспозиционной иерархии (жизненные устремления и ценностные приоритеты)  так или иначе регулируют  социальное поведение в долгосрочной  перспективе. Социальное поведение в конкретных жизненных обстоятельствах может существенно корректироваться этими обстоятельствами (См.Ядов В.А. /Под ред./ Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л.: Наука, 1979)

[10]  Методика Шварца предназначена для выявления  структур ценностей, присущих данной  культуре  , т.е.  не ценностных ориентаций  опрашиваемых. (См. Schwartz S.N., Lehmann A., Roccas S. Multimethod Probes of Basic Human Values //Social Psychology and Culture Context: Essays in Honor of Harry C. Triandis .Adamopolos, Y. Cashima. Newbury Park. CA: Sage Publication, 1999)

[11] Ясин Е.Г. Модернизация и общество. Доклад на VШ Международной конференции «Модернизация экономики и общественное развитие» 3–5 апреля 2007 г. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ. 2007. С. 106.

[12] Магун В., Руднев М. Жизненные ценности российского населения: сходства и отличия в сравнении с другими европейскими странами // Вестник общественного мнения. www № 1.

[13] Эта методика, в отличие от инструментария Шварца, позволяет фиксировать именно ценностные ориентации респондентов.

[14] Н.М.Лебедева. Сообщение на круглом столе научного семинара в ГУ-ВШЭ под рук. Н.Тихоновой «Модернизация России: успехи, препятствия, перспективы (по материалам эмпирических исследований)».29.10.09//new.hse.ru/sites/mbd/program.aspx

[15]  Лапин  Н.И. Ценности населения макрорегионов России по оси «открытость изменениям-сохранение» // Россия в Европе. По материалам международного социологического опроса «Европейское социальное исследование».  М., Логос, 2009.  Глава 9.

[16] Лапин  Н.И. Ценности «сохранение-открытость изменениям» и сетевые инновационные институты // Общественные науки и современность. М., 2009, № 5.

[17]  Александр Ахиезер  именует Россию «расколотым обществом» и  показывает, что раскол со времен Петра Первого становится особой чертой российской культуры (Ахиезер А.С. Россия — расколотое общество: некоторые проблемы социокультурной динамики // Мир России. 1995. № 1. С. 3–57). См также «В поисках теории российской цивилизации. Памяти А.С.Ахиезера» /Составитель А.П.Давыдов. М.:  Новый хронограф.2009.

[18] История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М.: РГГУ, 1996. С.56.; См. также Ментальность россиян / Под ред. И.Г. Дубова. М., 1997.

[19] Московичи С. Век толп. М.: «Центр психологии и психотерапии», 1996. С. 98

[20] Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. Миннесотский  общеличностный тест (MMPI)  отделяет психическую  норму от патологии,  откуда психоаналитические наименования шкал.

[21] Данилова Е, Тарарухина М. Российская производственная культура на фоне культур других стран мира. //Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ /Под ред. В.Ядова,М.: Изд «Флинта», 2005, С. 193-213; Виктория Дубицкая, Марина Тарарухина. «Как управляют в России. Результаты исследования по методике Герда  Хофштда».// Еще не опубикованная работа, любезно предоставленная  с разрешением на нее ссылаться.

[22] Индекс «фемининность – маскулинность» оказался тесно связанным с ответом на вопрос проиграл или выиграл респондент от рыночных реформ : выигравшие имеют индекс маскулинности равный 49, а проигравшие-10.

[23] См. сноску 3.

[24] Здесь я опираюсь на  текст итогового отчета грантополучателя ( ноябрь 2009 г), с которым  мой коллега и давний друг  ознакомил  до публикации. Принципиальные результаты исследования были опубликованы ранее. См. Шкаратан О.И. и коллектив. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. М.: ОЛМА медиа групп, 2009

[25] Исчерпывающую информацию об обследовании см. по адресам в Интернете: 1) Норвежский архив данных по социальным наукам - http://ess.nsd.uib.no; 2) русскоязычный сайт о Европейском социальном исследовании - http://www.ess-ru.ru; раздел ESS на сайте Института сравнительных социальных исследований - http://www.cessi.ru/index.php?id=141.

[26] В первой группе их величина  колебалась  от 22.8 (Финляндия) до 37,6 (Швейцария), во второй - от 9.9 для Польши до 18.3 и 22.4 для Эстонии и Словении. Россия и Украина - 10.2 и 10.1. (с.137 Отчета)

[27] Wallerstein I. The capitalist  World-Economy.  Cambridge.  Cambridge Univerrsity Press. 1983. 1979; Хардт М.,  Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004; Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире //  Под ред. П.Бергера и С. Ханнингтона // Пер. с англ. Под ред.В.В.Сапова. М.: Аспект-Пресс. 2004; Robertson R. Globality, global culture, and images of world order  \\Haferkramt H. and Smelser N.(Ed)  Social Change and Modernity. Bercley  University of California Press. 1992

[28] Так, Витторио Котеста  считает, что в мир-системе  имеют место «не только взаимосвязи между ансамблем целого и его элементами, но и между дискретными элементами того и другого, создающие транс-национальные, транс-культурные, транс-религиозные и прочие связи» (Vittirio Cotesta .From national-state to global society: the changing of contemporary sociology // International Review of Sociology. V. 18. No 1. March www Р. 26.

[29] Заславская Т.И, Ядов В.А. Социальные трансформации в России в эпоху глобальных изменений /Социологический журнал, 2009, №1

[30] Burns Т., Flam Е. The Shaping of Social Organization. Social Rule System Theory with Application.. Sage Publ. London.1987.