Масловский М.В., окончил философский факультет Ленинградского государственного университета (1991 г.); доктор социологических наук  (2004 г.); ведущий научный сотрудник Социологический института РАН, профессор НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге. Основные области исследования: история социологии, историческая социология, социология Макса Вебера, политическая социология. Интервью состоялось: сентябрь-ноябрь 2014 г.

Мне кажется, что в силу ряда обстоятельств интервью с Михаилом Валентиновичем Масловским привлечет многих; назову два важнейших из них. Во-первых, он закрепился в группе ведущих в стране теоретиков и историков социологии. Во-вторых, изучение становления пятого поколения советских/российских социологов (годы рождения: 1959-1970) лишь началось, и рассказ каждого представителя этой когорты о своей жизни крайне важен в историко-науковедческом плане.

Но я хотел бы коснуться двух «внутренних» моментов интервью Масловского, представляющихся ценными для развития, уточнения методологии данного историко-социологического проекта, который существует уже 10 лет и включает в себя биографии без малого 90 российских социологов 7-ми поколений.

В первые годы интервьюирования я спрашивал моих респондентов об их родителях и знании ими истории семьи, но рассматривал эти вопросы лишь как расширение традиционной «паспортички» в анкетном опросе. Позже, по мере накопления биографической информации, появились смутные представления о том, что становление человека социологом каким-то образом детерминировано его семейной историей. Подобная детерминированность просматривается в ряде профессий (например, военные и крестьяне, музыканты и художники, математики и физики), но было не ясно, сохраняется ли она и в какой форме проявляется применительно к социологии. Ведь представители первых трех поколений в принципе не могли быть «посланцами» семей социологов, ибо социологии в СССР не существовало и к такой профессии не готовили. Несколько лет назад я ввел понятие предбиографии человека, которое в общем случае характеризует особенности семьи этого человека до его рождения. Конкретно, меня интересует, присутствует ли в предбиографии социолога то, что могло дать импульс его движению в эту науку.

Я знаю ряд семейных историй, в определенной мере подтверждающих связь предбиографии и биографии российских социологов, но рассказанное Масловским – особое, выпуклое, не позволяющее сомневаться в активности предбиографии.

Знакомство с историй семьи Масловского показывает, что он с большой вероятностью должен был избрать философскую стезю и сосредоточиться на анализе теоретико-исторической проблематики. К этому его «вели» обе родительские ветви. Обратимся к рассказанному им.

Прадед Михаила по отцовской линии был православным священником, и несколько поколений его предков также принадлежали к духовенству. Дед, вернувшись с войны, долгое время работал учителем в сельской школе. Отец был доктором сельскохозяйственных наук, профессором, значит тоже был склонен теоретическим рассуждениям и обобщениям. Дед со стороны матери был убежденным коммунистом, партийным работником, не придававшим большого значения бытовой стороне жизни, незадолго до войны он был направлен в армию на должность батальонного комиссара. Сказанное позволяет допустить, что он многое читал и старался понять ход политических процессов в стране. Подтверждение: его часть находилась в Белоруссии, он предчувствовал приближение войны и накануне 22 июня отправил семью в Горький. Мать Михаила окончила историко-филологический факультет Горьковского госуниверситета и в течение десяти лет преподавала в средней школе русский язык и литературу.

В таком плотном «философско-историко-филологическом поле» Михаил – теперь нередко говорят – был обречен стать философом и/или историком. Если здесь не действуют законы генетики, т.е. в чистом виде не существует биологической детерминации склонности к теоретизированию в области гуманитарных наук, то определенно существует социально-биологическая. Он сам говорит: «Прежде всего от мамы я унаследовал пристрастие к чтению и интерес к гуманитарным наукам». И уже когда вызревало решение получить фундаментальное гуманитарное образование, то на его выбор оказал влияние его родственник, закончивший духовную семинарию и поступивший в духовную академию в Загорске. Не будучи религиозным, Михаил искал светский аналог духовной академии.

Предварительный анализ собранного архива биографической информации позволяют уже сейчас обсуждать различные аспекты предбиографической проблематики, но это выходит за рамки традиционно коротких вводок к публикуемым интервью. Поэтому коснусь еще одной «внутренней темы» - это комплекс вопросов о путях развития российской социологии в ближайшей перспективе. Будут ли новые поколения ученых рассматривать сделанное их предшественниками в качестве составляющей фундамента своих методологических построений и учитывать их выводы, найдут ли применение собранные в прошлом эмпирические данные, сохранятся ли приоритетными те направления социологии, которые были таковыми в доперестроечный период? Или все это станет лишь предметом историко-социологического анализа?

Все эти и аналогичные вопросы существовали и до середины 1990-х, но все же они носили несколько умозрительный характер, поскольку практически все активные социологи получали образование в советских ВУЗах и работали по темам, в той или иной степени связанными с исследованиями доперестроечного времени. Но затем в науку стали входить представители младших страт пятого поколения, ровесники М.В. Масловского, и позже – шестого (1971-1982 гг. рождения) и уже – седьмого (1983-1994 гг. рождения). Уже было другое государство, иная социально-политическая реальность, новое видение общества и науки о нем, открылись ранее замурованные каналы вхождения в социологию.

На мой вопрос: «...Нет ли у нас основания говорить о том, что творчество значительной части 30-ти и 40-ка летних социологов крайне слабо, весьма условно можно трактовать в рамках развития традиций социологов-шестидесятников»? Масловский ответил: «...я не стал бы говорить, что нет совсем никакой преемственности между советской социологией и представителями моего поколения. Но в рамках этого поколения, по-видимому, можно выделить различные группы, расположенные на определенном континууме: от тех, кто изначально был ориентирован исключительно на западные подходы до тех, кто в значительной степени воспринял традиции, заложенные предшествующими поколениями отечественных исследователей». Согласен с этом положением и думаю, что его эмпирическая проверка станет одной из задач данного проекта. Его историческая направленность постепенно достраивается футурологической.