Лурье С.В. – окончила факультет журналистики Ленинградского государственного университета (1984 г.); доктор культурологии (1998 г.); кандидат исторических наук (1996 г.); Социологический институт РАН (2001 г.), ведущий научный сотрудник; сектор семейных, гендерных и сексуальных отношений. Основные области научного интереса: Культурная, социальная и психологическая антропологии, этнопсихология. Интервью состоялось: сентябрь 2014 г. – февраль 2015 г.

На запрос: «Светлана Владимировна Лурье» Гугл выдаст и сухую, официальную биографическую информацию о ней, и живой, приключенческий рассказ о ее жизни и работе. Я знаком со Светой четверть века и считаю, что ее эссе в «Отечественных записках» прекрасным автопортретом. Оно – короткое, но если нет 10 минут на ознакомление с ним, то можно ограничиться  прочтением первой части его заголовка: «О кошке, гуляющей самой по себе, и когнитивной функции государства» [[1]]. Заголовок нашего интервью – это явная перекличка с названием того, более, чем десятилетней давности материала. И это не случайно. Известная сказка Редьярда Киплинга о Кошке, которая гуляла сама по себе, завершается словами: «Но чуть улучит минуту, чуть настанет ночь и взойдет луна, сейчас же она говорит: “Я, Кошка, хожу, где вздумается, и гуляю сама по себе”». Независимость в исследовательском пространстве и повседневности – важнейшие характеристики профессионального и личного миров Светы.

В рамках развиваемой мною концепции профессионально-возрастной стратификации советских / российских социологов Светлана Лурье относится к старшей части пятого поколения, становление ее личности прошло в застойные и предперестроечные годы, а как социолог-культуролог она формировалась – точнее, она формировала себя – в 90-х. Перестройка, гласность, участие в «неформальном движении» в Ленинграде, глубокое погружение в проблемное поле событий в Нагорном Карабахе и сотрудничество с армянскими неформалами – все это определило научные интересы Лурье и политико-гуманистические установки ее исследований. Разрушение «железного занавеса», иностранные гранты не только дали ей возможность разрабатывать интересные этно-социо-культурологические построения, но, в буквальном смысле, помогли выжить. В определенном смысле это и роднит ее с некоторыми представителями пятого поколения социологов. В старших и младших поколениях не могло бы быть таких биографий, и за десять лет работы я их и не встречал...

Вместе с тем тематика поисков Лурье, методология, методы, круг ее общения – все это выделяет траекторию ее вхождения в  социологию в совокупности жизненных путей представителей ее поколения, задают ее особое положение и в поколенческой среде, и в российской социологии вообще.

Так случилось, что с первой социологической работой Светы я познакомился не просто раньше, чем узнал ее саму, но раньше, чем мне стала известна фамилия автора. В период подготовки советских социологов к XII Всемирному социологическому конгрессу, который состоялся в Мадриде в 1990 году, я был включен в группу экспертов для определения победителя в конкурсе молодых социологов. Приз был немалым – участие в работе Конгресса. Я получил полтора-два десятка анонимных текстов и должен был назвать, по-моему, три лучших, ранжировав их. Среди них, как потом оказалось, была и работа Лурье. При первом просмотре всего массива я был удивлен не деталями построений не известного автора, а неопределенностью его предметности. Думалось так: если это социология, то – это работа победителя; вопрос оставался один – социология ли это? Решил, что это пример «мягкой социологии» и вывел работу на первое место. Как потом мне стало известно, примерно также рассуждали и другие члены экспертной комиссии. Света Лурье стала победителем конкурса и участвовала в работе мадридского форума социологов.

Я не мог знать, что вскоре Света станет сотрудницей моего сектора, и в ее памяти закрепились мои давние неформальные рассуждения о границах социологии. В названном выше её эссе о кошке, гуляющей самой по себе, она отметила, что, по мнению Б.З. Докторова, социологией считалось то, что мы сами, как исследователи объявляем социологией. Далее: «Тезис был своего рода шокирующим. Он не допускал ссылки на авторитеты, а основывался на совершенно тогда еще неожиданной идее, что научное сообщество — мы и есть. Определять рамки нашей науки надлежит нам самим. Если другая часть научного сообщества с нашим мнением не согласна, возникнет полемика, или даже образуются две или больше научных школ. В этом нет ничего необычного для науки и страшного. Страшно, когда директивы, определяющие рамки той или иной науки, спускаются сверху, ученый скован в своих исследованиях и не может чувствовать себя в науке активным лицом».

Благодарен Свете за сказанное. Я не помню, какие аргументы я приводил тогда, объясняя свою позицию, но сама тема – отнесениe к социологии работ того или иного социолога – остается одной из самых важных, даже системообразующих в рамках  настоящего историко-социологического проекта. Я неоднократно читал, встречал в письмах моих коллег, которые работают в социологии многие годы, заявления о том, что они не могут дать мне интервью, так они – не социологи. Слышал и заявления моих собеседников о том, что тот или иной из моих респондентов – не социолог.

В 37 лет Светлана Владимировна Лурье стала вторым в стране доктором культурологии. Зная общий ход ее рассуждений, общенаучный характер ее взглядов на генезис и развитие межэтнических отношений в России, я могу утверждать, что ей удалось синтезировать подходы, традиционные для социально-антропологических исследований, с рядом социологических теорий. Другими словами, она расширила наши представления о предметно-объектных свойствах российской социологии, примирила – в своей исследовательской области – две научные парадигмы. 

[1]  Лурье С. О кошке, гуляющей самой по себе, и когнитивной функции государства <http://www.strana-oz.ru/2002/7/o-koshke-gulyayushchey-samoy-po-sebe-i-kognitivnoy-funkcii-gosudarstva>