«Борис Докторов.
Биографические интервью с коллегами-социологами



      Интервью с
Оксаной Владиславовной
Карпенко

(V поколение)


Карпенко О.В., окончила факультет социологии Санкт-Петербургского государственного университета (1993 г.) и факультет политических наук и социологии Европейский Университет в Санкт-Петербурге (МА, 1998 г.). С 1994 г. работает в Центре независимых социологических исследований (ЦНСИ), исполнительный директор (с 2013 г.). Основные области научного интереса: исследования миграции, национализма, современный расизм, (критический) анализ дискурса.  Интервью состоялось: сентябрь 2014- июнь 2015 г.



Завершено очередное интервью с коллегой – Оксаной Владиславовной Карпенко. Но сначала хочется сказать не по следам беседы (так я часто называю проводимые мною по электронной почте интервью) с ней, а о ряде более общих моментов. С одной стороны, к этому подталкивает только что законченная работа, с другой – это обусловлено спецификой особенностью фазы моего одиннадцать лет продолжающегося исследования истории советской / российской социологии.

Просматривается конец июля 2015 года, в галерее участников моих бесед свыше 120 портретов. Уже более месяца я не начинаю новых интервью, лишь завершаю давно начатые, пишу вводные тексты, передаю Елене Григорьевой для размещения на сайте http://www.socioprognoz.ru/index.php?page_id=207. Теперь, когда обращаюсь к этой веб-странице, испытываю странные чувства.

Мне не верится в то, что все беседы с моими коллегами – за исключением двух случаев – проведены мною. Личное интервью с Альбертом Барановым, состоявшееся в 2007-2008 годах, было записано на диктофон и транскрибировано Машей Алесиной; теперь и интервью с нею завершено. Есть в галерее и фотопортрет Андрея Полетаева, однако с ним я вообще не общался, я узнал о его работах только через несколько лет после его смерти. О нем и о себе рассказала Ирина Савельева, прожившая с ним многие годы и написавшая с ним несколько пионерных работ по социологии и истории знания.

Я благодарен всем моим собеседникам за то, что они поверили в серьезность моих намерений использовать получаемую в ходе интервью биографическую информацию для восстановления прошлого и согласились рассказать о себе, своем пути в науку, о своих исследованиях и т.д. Я прекрасно понимаю, что многое в организации столь широкого опроса социологов разных городов и разных возрастов обусловлено тем, что в самом начале проекта он был поддержан делом (участием в опросе) социологов, которые стояли у истоков современного этапа развития российской социологии. К сожалению, некоторых из них уже нет с нами: Т.И. Заславской, А.Г. Здравомыслова и совсем недавно ушедшего В.А. Ядова. И все это накладывает на меня ответственность за сохранение и последующий анализ полученной информации.

Когда исследование лишь начиналось, я, естественно, предлагал дать мне интервью тем, с кем работал до отъезда в Америку. В основном это были представители первых поколений советских / российских социологов, которые жили тогда в Петербурге и Москве. Их участие в проекте помогло мне позже получить согласие на беседу со многими социологами (свыше 50 человек), которых я до начала беседы не знал, а некоторых и в принципе не мог знать. Они получили образование и влились в социологию в последние два десятилетия, т.е уже в период моей жизни в Америке. Замечу, уже сейчас среди моих собеседников девять – представляют VII поколение советских / российских социологов, они родились во временном интервале 1983–1994 гг.; т.е. старшие из них в 1994 году, когда я эмигрировал, пошли в 4-5 классы, а младшие – даже не родились.

Не знал я на момент обращения с просьбой рассказать о себе и Оксану Карпенко, я написал ей по предложению П.В. Романова, которое он дал мне совсем незадолго до его смерти. Таким образом, это интервью – это исполнение одного из его завещаний.

Оксана принадлежит к младшей страте социологов V поколения, тех, кто родился в промежутке 1959-1970 гг.. Поскольку к настоящему времени проведены интервью с 17 исследователями этой профессионально-возрастной когорты, постольку в будущем можно будет не только рассмотреть траекторию ее движения в социологию, но сопоставить ее путь с тем, как входили в науку исследователи ее поколения и старшие из представителей VI поколения.

Но рассказ Оксаны – это не только ее (профессиональная) биография, это ценнейший материал для изучения истории освоения российскими социологами методологии и технологии качественных (мягких) методов; ведь в доперестроечной социологии отношение к ним было весьма настороженным, нередко – резко критическим. Сегодня в моем архиве есть воспоминания многих, кто успешно использовал и использует философию и методы качественной социологии, кто «пробивал» право работать в этой парадигме и теперь передает свой опыт другим. Назову лишь несколько имен: В.М. Воронков, А.С. Готлиб, Е.А. Здравомыслова, В.И. Ильин, Л.Г. Ионин, П.В. Романов, И.Н.Тартаковская, А.А. Темкина, Е.Р. Ярская-Смирнова и др.

В первые годы накопления интервью (2005-2007 гг.) мне часто задавали вопросы о репрезентативности совокупности моих респондентов. Хотя в те годы проблема репрезентативности меня не занимала, так как я не предполагал, что процесс интервьюирования растянется на десятилетие и не думал, что количество интервью когда-либо будет исчисляться десятками (тем более – достигнет и перешагнет сотню), я не мог не задумываться о ней. Но здесь всегда существовало по крайней мере два аспекта.

Первый, логический, - неопределенность генеральной совокупности, которую надо репрезентировать. Тем более, что процессная сущность проекта, с особой силой проявившая себя в 2014 году, поставила вопрос о репрезентации меняющейся во времени генеральной общности. Так, в 2005-2006 годах наше профессиональное сообщество фактически было четырехпоколенным, и пятая генерация (родившиеся в 1959–1970 гг.) лишь начинала заявлять о себе. Но к 2014 году созрели предпосылки для изучения уже семи поколений социологов, два младших из которых - «чисто» российские. Они входили в социологию после распада СССР.

Второй аспект – организационный; я всегда работал один и осознавал невозможность принципиального увеличения объема выборки. К тому же следует напомнить, что в начале 2000-х электронная почта еще не стала в России обыденностью. Ко многим из тех, с кем я хотел бы побеседовать, я не мог обратиться. Проблематичным казалось и обращение к социологам, работавшим вне двух столиц. Я просто не знал того мира, очень мало был знаком с теми людьми.

Со временем, когда количество законченных интервью заметно выросло (я постоянно стремился максимально широко освещать развитие проекта), меня реже стали спрашивать о репрезентативности выборки. Полагаю, что это произошло не только (возможно, не столько) в силу увеличившегося числа опрошенных респондентов, но потому, что за истекшее десятилетие наше профессиональное сообщество стало лучше понимать методологию качественного анализа и не подходить к исследованию, базирующемуся на изучении биографий, с критериями, принятыми в демоскопических штудиях.

Здесь требование количественной репрезентации не исчезает, но уступает место критериям полноты выявления и описания исследуемых ситуаций, процессов, «случаев». Конечно, каждый человек, рассказывает историю своей семьи, описывает этап своей ранней социализации, получение им образования, начало и развитие его собственной карьеры и, таким образом, выстраивает нечто уникальное, единственное. Вместе с тем это уникальное во многом является цепочкой сюжетов, фактов, аргументов, часто встречающихся, повторяющихся в биографических повествованиях его коллег, прежде всего – его ровесников и представителей его социологического поколения. Все более или менее часто встречающиеся жизненные коллизии образуют «матрицу событий», или «событийный каркас» большинства биографий.

Пока количество интервью оставалось небольшим, содержание каждого нового заметно увеличивало количество оказавшихся в сфере внимания биографических историй, или ячеек матрицы событий. Другими словами, это означает, что результаты анализа собранной информации имели низкую логическую валидность. Но постепенно, с ростом числа бесед новые ячейки в матрице стали появляться все реже, происходило лишь уточнение границ уже существующих. Вот это-то и позволяет говорить о валидности, или логической репрезентативности, собранного массива информации.

Относительная стабильность «матрицы событий», построенной на базе проведенных интервью, позволяет допускать, что уже собранный массив информации достаточно репрезентативен (в указанном выше смысле), а выводы и гипотезы нашего историко-социологического проекта валидны и могут рассматриваться как полигон для продолжения исследований. Мне уже не раз приходилось примерами иллюстрировать общность макро- и микро обстоятельств, детерминировавших характер движения людей в социологию и много объясняющих в их жизни в профессии. Рассмотрим еще один «кейс».

Около года назад, рассказывая о своем пути в науку, Денис Подвойский[1] отметил, что еще в школе он прочел книгу Н.А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» и обратил внимание на утверждение Бердяева о том, что большевизм в России – это закономерное порождение всей истории развития страны. Поступив на философский факультет МГУ, Денис прочел множество философских, социологических, исторических, политологических и экономических исследований, имевших прямое отношение к интерпретации российского опыта ХХ столетия. Он многое конспектировал, только цитатник занимал две толстые тетради в клеточку, и в итоге возник его «Мегапроект». В ходе этой работы он пришел к своей трактовке истории как закономерному процессу, в ходе которого «определенные комплексы причин, объективных и субъективных, природных, экономических, политических, культурных, сцепляясь друг с другом, приводят к определенным последствиям и поток реальности настоящего застывает, превращая вариативное, становящееся будущее в ставшее, “неслучайное” прошлое». Через несколько лет на базе одной из частей этого мегапроекта он подготовил и защитил кандидатскую диссертацию “Антиномия Россия – Запад” в концепциях культурной самобытности». Пять лет спустя, в 2005 году, этот текст, примерно четверть первоначальной работы, он опубликовал в виде монографии. И вот через десять лет после этого, уже в ходе интервью, Подвойский приходит к выводу: «...сегодня многие пассажи из писаний той поры кажутся мне просто смешными, но вместе с тем, я не могу сказать, что все написанное тогда в содержательном отношении было абсолютно неверным. Багаж, который я тогда накопил, “надумал” и “передумал”, “обмозговал”, прописал, остался со мной и поныне, и отчасти работает».

Я по собственному опыту знаю, насколько полезен, плодотворен подобный путь вхождения в науку, в новую тему. Конечно, в первую очередь таким образом находят «свое» молодые люди, которые имеют практически неограниченное время для чтения и размышлений и которые в силу понятных причин свободнее старших исследователей от самокритики. И мне хотелось, чтобы кто-либо из моих молодых собеседников рассказал о себе, нечто схожее с историей Дениса Подвойского. Это придавало бы его опыту некую универсальность и, как следствие, переводило бы из разряда «случайных» событий в множество закономерных, но, возможно,  редких событий.

И мне было приятно обнаружить нечто подобное в интервью с Оксаной Карпенко. Она пишет: Если бы я не наткнулась на «Тектологию» Александра Богданова <…>, то, возможно, ничего профессионального в социологии со мной не случилось бы». Эта событие подтолкнуло Оксану к активному чтению классиков и современников, работавших в области, очерченной в 1920-х годах Богдановым,  и в конце концов завершилось написанием 100 страничной рукописной дипломной работы, которую она позже называла «общей теорией всего». Прошло два десятка лет, но и сейчас, по ее мнению, то была то «не глупая была работа. Даже в чем-то умная...». Тогда Оксана думала, что нашла точку опору в исследованиях мира социальных отношений, отсюда и ее вывод: «Так или иначе, свой велосипед я изобрела». И хотя позже ей пришлось кардинально пересмотреть парадигму восприятия социального мира, вся та работа не была бесполезной.

Постепенно, из таких зарисовок, случаев складывается история становления и развития советской / росийской социологии. История - «человекоцентричная», не единственно верная, но необходимая.

 

[1] Подвойский Д.Г.  «…Я живу в 114-м году XX века» http://www.socioprognoz.ru/index.php?page_id=128&ret=207&id=113



   Текст интервью

к списку