Абрамов Р.Н. –  окончил Институт экономики и менеджмента Пензенской государственной архитектурно-строительной академии (ныне – унив. архитектуры и строительства) (1997 г.), кандидат социологических наук (2000 г.); департамент социологии факультета Социальных наук НИУ ВШЭ, доцент (2002 г.); отдел истории и теории социологии ИС РАН, старший научный сотрудник (с 2001 г.).  Основные области научного интереса: история социологии, теория социологии, социология коллективной памяти и ностальгии, социология профессий, социология высшего образования, качественная методология. Интервью состоялось: май 2014-май 2015 годов

Середина октября 2015 года, уже несколько месяцев я не начинаю новых бесед с российскими  социологами, лишь завершаю ранее начатые и готовлю к размещению сайте проекта уже законченные. К разряду последних относится и необычно развивавшееся интервью с Романом Николаевичем Абрамовым. Началось оно 12 мая 2014 года, двигалось неспорко, и завершилось - через год, в первую неделю мая 2015 года. Обычно в ближайшие после этого дни, я пишу вводный текст и вскоре интервью появляется в веб-пространстве. Но здесь сложилась серия обстоятельств, нарушивших обычный ход событий.

Первое обстоятельство – значительный объем текста интервью с Романом Абрамовым, хотя вскоре подобное не стало редкостью. Второе, - новая для меня реальность: Абрамов – представитель в то время мало мне знакомого VI поколения социологов. Позже, во второй половине 2014 и первой половине 2015 года я форсировал проведение интервью с социологами этой когорты и даже приступил к беседам с представителями VII поколения. Постепенно у меня возникло желание рассмотреть содержание разговора с Романом в контексте информации, полученной от социологов его поколения. Третье крайне важное для моего историко-социологического проекта и для меня лично обстоятельство. Смерти В.А. Ядова и С.А. Кугеля – двух социологов, стоявших у истоков нашей науки, заставили меня на месяц вообще отойти от работы с интервью. Дружеские отношения с ними, уважение к сделанному ими потребовало от меня изменить краткосрочные планы и написать материалы в их память. Более того, когда этот текст уже был начат, в Америке скончался Владимир Шляпентох. Так сложилось, что я получил это печальное сообщение через несколько минут после случившегося, и мне пришлось оповещать об этом моих российских коллег.

И вот – пришло время для завершения интервью с Романом Абрамовым. Благодаря не планировавшейся задержке первичного анализа содержания нашего диалога, теперь у меня есть возможность, не только привести информацию о его вхождении в социологию, но и -  пусть в самых общих чертах – рассказать немного о социологах VI поколения. К этой когорте нашего профессионального сообщества относятся те, чьи годы рождения заключены в интервале 1971–1982 гг. Таким образом, в конце 2015 года старшим из этого поколения будет 44 года, младшим – 33 года.

Возрастное различие в 12 лет между этими полюсными группами – немалое, тем не менее, существует нечто принципиальное, объединяющее их. И старшие, и младшие родились и прошли процесс первичной социализации в СССР и в первые годы становления новой собственно российской государственности, но получили образование и – что следует особенно подчеркнуть – начали свою научную деятельность уже в современный, постоветский период российской социологии. Таким образом, их собственный профессиональный опыт не включает в себя личное знакомство со многими практиками, институциями, характерными для советского периода отечественной социологии.

Замечу, со временем восприятие 12-летнего различия в возрасте представителями старших и младших страт VI поколения заметно смягчится, хотя в коммуникационном отношении старшим будут всегда оставаться «близки» младшие представители V поколения социологов, а младшим – старшие VII поколения. Это – общее правило для всех профессионально-возрастных страт работников нашего цеха.

 К настоящему моменту проведено 21 интервью с социологами VI поколения; замечу, это столько же, сколько с представителями I (8 человек) и II (13 человек) когорт. Но если с учеными этих двух групп, в значительной степени определивших становление современной советской и постсоветской социологии, биографические интервью активно проводились в 2005-2009 годах, то изучение траекторий жизни социологов VI и VII генераций – лишь начинается. Хотя уже сейчас многое в  VI поколении уже определилось. Среди тех, с кем проведены интервью, семеро имеют степень доктора социологических наук, 12 – кандидаты социологических или политических наук, двое – без научных степеней. Все эти ученые, что легко заметить из информации об их месте работы, вносят существенный вклад не только в исследование современных социальных проблем российского общества, но и в подготовку социологических кадров; среди них – значительная часть обладает званиями профессора или доцента, являются заведующими кафедр, входят в состав руководства факультетов социологии и редколлегий социологических журналов.  Исследователи этого поколения играют заметную (если не ведущую) роль в изучении общественного мнения в России.

Этот отряд социологов активен во многих старых и новых, столичных и региональных социологических структурах. География жизни и работы моих собеседников достаточно широка. Москва и Санкт-Петербург, Урал (Екатеринбург), Сибирь (Красноярск, Сургут и Тюмень), Комсомольск-на Амуре, Ставрополь, Белгород. Таким образом, появляется перспектива не только для прослеживания жизни старых социологических школ (Екатеринбург, Самара и Саратов, Тюмень), но и для рассмотрения процессов становления новых региональных научно-исследовательских и образовательных центров.

Предварительное изучение содержания интервью с Романом Абрамовым и воспоминаний других представителей его социологического поколения, позволяют отнести Романа к относительно небольшой группе этого сообщества, в жизненных траекториях которых яснее, чем в других интервью просматриваются, как мне думается, некоторые характерные для этой общности линии развития, тренды, требующие особого историко-социологического изучения. А точнее, - футурологического. Можно предположить, что члены этой группы уже в ближайшие годы могут образовать интеллектуально-коммуникативное «ядро» своего поколения и стать важным элементом в системе связи между различными поколениями российских социологов. Обозначу реперные точки развития Абрамова-специалиста.

Детство и юность: «запойное» чтение: от «Лесной газеты» Виталия Бианки (вспомнил, как я неоднократно видел гулявшего с одной или двумя собаками Бианки; во дворе большого дома, в котором он жил, располагался мой Детский сад) до рассматривавшегося «оппозиционным» журнала «Химия и жизнь». В моем понимании то был этап накопления знаний, умения как-то по-своему синтезировать различный материал, формирования первых, еще расплывчатых интересов. Могу допустить, что многое в гражданских установках Романа, в его восприятии социального мира стало следствием его любви к отечественному и зарубежному року. Правда, всегда трудно сказать, что в увлечении роком (а для старших поколений – джазом) является следствием каких-то раздумий о мире или, наоборот, рок – одна из причин последующих гражданский ориентаций. Как правило, и то, и другое.

Первый раз Роману повезло встретиться с Учителем еще в школе. То был профессор Пензенского строительного института и специалист в сфере управления Семен Давыдович Резник, у которого Роман занимался в Школе Юных Менеджеров. Связь между ними сохранилась и когда Роман учился в  Пензенском строительном институте на факультете менеджмента. Скорее всего, познав смысл и плодотворность контактов с сильным специалистом и масштабной личностью, Роман и далее стремился к подобным контактам. Все было очень непросто, но в мало знакомом ему пространстве социологического образования он искал и – не случайно – нашел оптимальное решение. Сначала это был Центр социологических исследований (ЦСО) под руководством С.Е. Кухтерина (более известный как «кухтеринские курсы»), созданный В.А. Ядовым в начале перестройки в Институте социологии РАН. Затем - в МВШСЭН, или «Шанинка».

В ЦСО преподавали, по воспоминаниям Абрамова: Г.М. Андреева, С.П. Баньковская, З.Т. Голенкова, А.Б. Гофман, И.Ф. Девятко, Г.М. Маслова, В.В. Сапов, В.В. Семенова, А.Ю. Согомонов, М.Ф. Черныш, В.А. Ядов. Действительно, все – известные специалисты в своих областях науки, «команда мечты». Безусловно, то, что они предлагали студентам, было по-настоящему академическим введением в социологию. Роман следующим образом подвел итог своего обучения в ЦСО:

Что же я вынес из обучения в «кухтеринской» магистратуре? Слишком много, чтобы ответить просто. Думаю, здесь началось мое превращения из «никого», имевшего какое-то высшее образование в того, кто связывает свою профессиональную биографию с социологическими исследованиями и социальными науками. Здесь же я встретил своего Учителя в социологии – Инну Феликсовну Девятко, которая во многом предопределила мой дальнейший путь

Причем, это «превращение» произошло мгновенно, в течение месяца.

На следующий год, пройдя через серьезные профессиональные испытания и преодолев множество бытовых трудностей, Роман Абрамов поступил в Шанинку, где, как и в «Кухтеринском центре», он встретился с очень сильным составом преподавателей «новой волны». Он посещал авторские курсы Г.С. Батыгина, А.Ф. Филиппова, А.О. Крыштановского, В.В. Радаева, Б.Ю. Кагарлицкого, В.В. Вагина, Н.Е. Покровского и других преподавателей.

Далее, после защиты кандидатской диссертации, которую он готовил под руководством И.Ф. Девятко, Абрамов начал работать в секторе истории социологии ИС РАН, руководителем которого был Ю.Н. Давыдов. Одновременно, чтобы выжить, он стал аналитиком в небольшой PR-компании, занимавшейся бизнес-коммуникациями, консалтингом, event-managament, рекламой, исследованиями и прочими аналитически-организационными услугами для бизнеса.

Так получилось, что когда значительная часть этого вводного текста была завершена и мне потребовалось проверить свое предположение о характере, стиле работы моего собеседника, я обнаружил, что наш долгий разговор не охватил прошедшие полтора десятилетия жизни Романа. Я попросил его закрыть этот пробел, но при этом у меня было ощущение того, что где-то вскоре в этом рассказе я обнаружу, что его исследования приобретают явную биографичность. Что в данном случае обозначается словом биографичность и почему у меня возникла названная гипотеза?

Под биографичностью творчества социолога понимается его обращение к своему жизненному опыту как предмету и объекту изучения. Безусловно, это обращение может иметь разные формы, относиться к событиям разной удаленности в жизни человека, может быть навеяно разными обстоятельствами и мотивами. Приведу несколько примеров.

Исследование А.Н. Алексеева, освещенное им в книге «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия», построено на дневниках и документах, отражавших окружавшую его производственную ситуацию, когда он работал станочником-наладчиком на одном из заводов Ленинграда. Изучение отношения рабочих к труду, завершенное ставшей классической книгой «Человек и его работа», отчасти было обусловлено тем, что В.А. Ядов вынужден был уйти из аспирантуры ЛГУ и работать на заводе в бригаде рабочих. Его обвинили в том, что при поступлении в партию он скрыл тот факт, что незадолго до войны из партии был исключен его отец. В действительности он этого и не знал. Книга А.Г. Здравомыслова «Немцы о русских на пороге нового тысячелетия», содержащая анализ серии интервью, проведенных с им с немецкими интеллектуалами, была навеяна его еще детскими и юношескими воспоминаниями о драматических годах пережитых им в блокадном Ленинграде и госпиталях в военные и первые послевоенные годы.

Теперь – о причинах возникновения указанной гипотезы. Их – три.

Во-первых, по-видимому долгий процесс интервьюирования, неоднократное прочтение воспоминаний, позволили мне заметить, как обогащался жизненный опыт Романа, как накапливалась его биография. Во-вторых, еще в самом начале нашей беседы, когда Роман описал историю родительской семьи, я обратил внимание на дотошность его изложения. Так пишут люди, не безразличные к прошлому семьи, к своим корням. Более того, относительно недавно некоторые события жизни семьи были проанализированы им и изложены в серии публикаций. В-третьих, подходя к концу  интервью я спросил Романа о стиле изложения им событий своей жизни, который я назвал «Биографией в контексте повседневности».  В моем понимании это означает, что автор с той или иной регулярностью возвращается к прожитому, пытаясь как-то упорядочить свои впечатления. Наконец, Роман – профессионально работает в области истории социологии, а это означает, что и собственный жизненный опыт автоматически подвергается им личностно-историческому анализу.

Другими словами, биография как осмысляемый опыт оказывается у Абрамова в оперативной памяти, это и давало мне основание увидеть воспоминаниях о прошедших годах этого столетия указание на биографичность проводимых им исследований. И вот, читая присланное, я нахожу: «Где-то с 2008 г. у меня появились публикации, посвященные социальной памяти, ностальгии, и особенно ностальгии по позднему советскому периоду. Эта тема возникла в связи с личным интересом к семидесятым годам в СССР...».

Конечно, этого могло и не произойти, но вероятность того, что обнаружилось, была немалой.