Раббот Б. С. (1930-2011), кандидат философских наук, российский социолог, в 1976 году эмигрировал в Америку. Основные области исследований: природа естестественно-научного и социального эксперимента, Политика СССР в периоды Хрущева, Брежнева и Горбачева.

Моя серия интервью с советскими / российскими социологами стартовала в начале 2005 года, то была беседа по электронной почте с Петербургским социологом Борисом Максимовичем Фирсовым, тогда – ректором Европейского Университета. С ним, потому что мы – друзья, и он согласился мне помочь. Забавно то, что тогда  он еще не пользовался электронной почтой. Я посылал вопросы на почту его помощницы, она распечатывала, Борис Максимович дома отвечал на компьютере на мои вопросы, переносил текст на флешку и отдавал ее помощнице. Что делать? Другого варианта не было. Сейчас завершается ноябрь 2017 год, и все прошедшие 13 лет процесс интервьюирования отечественных социологов продолжался. Общее количество интервью приближается к 170.

Готовя публикацию  интервью с  Фирсовым для журнала «Телескоп», я написал небольшой вводный текст, так и пошло дальше.  «Вводки» стали своеобразной визитной карточкой моего историко-социологического проекта. Есть  – небольшие, но иногда – весьма пространные. Если в среднем объем вводного текста – 3000-4000 знаков, то суммарный объем этого рода текстов – порядка 15 авторских листов. Это – книга немалого размера.

В 2014 году я объявил Введения – «зоной моей свободы», отошел от традиции лишь рассказывать о респонденте. Конечно, такая информация в свернутом виде осталась во вводном тексте, но появились и новые горизонты. Стал делиться с будущими читателями соображениями о сделанном и о планах, о способах отбора, лучше – выбора, респондентов для интервью, о  направлениях анализа собранной информации.

Работа шла плавно, в установившемся режиме. Но в октябре 2016 года в ходе участия в V Всероссийском социологическом конгрессе в Екатеринбурге и многочисленных встреч с коллегами я осознал, что мой метод интервью не позволяет мне получить биографическую информацию о наших умерших коллегах, которых, к сожалению, становится все больше. Выводом из этого наблюдения стало формирование нового исследовательского направления: «О тех, кто сам о себе уже не расскажет...». Фактически, оно началось складываться в 2014 году, но я не рассматривал его в качестве «особого». А специфичность его заключается в том, что в этом случае на мои вопросы о жизни и работах интересующих меня социологов рассказывают его родные, коллеги, друзья, которых надо отыскать и к которым надо обратиться за помощью. К тому же, очевидно, многие из вопросов, которые я обычно задаю моим респондентам, здесь – бессмысленны. Так или иначе, но к настоящему времени определенный опыт работы и в этом направлении накоплен. Появился материал о: Г. П. Козловой, А. А. Киссель, П. Н. Лебедеве, Л. Н. Лесохиной, А. В. Полетаеве, З. И. Файнбурге, Ф. Р. Филиппове, Г. П. Щедровицком, и есть несколько не завершенных разработок.

В этот ряд может быть занесен и мой текст о Борисе Семеновиче Рабботе (1930-2011). Исходно он был написан в 2012 году для американского «Нового журнала» (The New Review), выходящего на русском языке [1], и тогда же он был опубликован. Практически одновременно он был опубликован в петербургском журнале «Телескоп» [2]. В 2016 году он вошел в Том 5 «Историческое, биографическое и автобиографическое» моего 9-томника «Современная российская социология: Историко-биографические поиски» [3].

Но есть одно принципиальное различие в природе перечисленных выше биографических материалов и биографии Бориса Раббота. Если вышеприведенные – действительно, интервью, то в данном случае – это текст, написанный мною. Соответственно, до последнего времени я не размещал его среди массива проведенных интервью, но «числил» по разделу «биографических портретов», которых за годы работы набралось уже немало. В частности, это статьи о жизни и творчестве: А. Н. Алексеева, Г. С. Батыгина, В. Б. Голофаста, Б. А. Грушина, Т. И. Заславской, А. Г. Здравомыслова, С. А. Кугеля, Ю. А. Левады, В. Э. Шляпентоха, В. А. Ядова и других социологов. Некоторые из этих статей были написаны при жизни моих героев, некоторые – после их смерти.  

Но работа по направлению «О тех, кто сам о себе уже не расскажет...» заставила меня по новому посмотреть на характер моих биографических статей и книг о российских и американских социологах, фокусировать внимание не на внешних атрибутах «финального продукта»: интервью с социологом или авторский текст о социологе, а на процессе вхождения в биографию интересующего меня человека.

Биографическое интервью – это разновидность прямого общения (интервью по электронной почте), когда респондент знакомит меня со своей биографией или рассказывает мне о жизненном пути другого человека. К примеру, это происходит вынужденно, поскольку сам человек рассказать о себе уже не может...

Чем в такой интерпретации природы проводимых интервью является биографическая статья? Мною прочитано многое о работе историков-биографов, о том, как создается портрет человека, жизнь которого представляет интерес для общества. Это – описания «жизни  замечательных людей», которых авторы знали или с которыми лишь встречались, но могут  быть исследования биографий тех, кто жил в прошлом, отдаленным от современности десятилетиями или веками. Исследователь пытается проникнуть в жизнь человека своей национальности, своей культуры, но нередко его привлекают личности, формировавшиеся и жившие в других странах.  К настоящему времени мною накоплен и собственный опыт анализа биографий и создания биографических текстов. Писал – об ученых, которых я к моменту создания «портрета» знал десятилетиями, есть – с которыми я  в принципе не мог встретиться, есть тексты о современниках, но изучал и биографии людей, живших в XIX веке и раньше, писал о советских / российских исследователях, но немало – об американцах. Были короткие, на несколько страниц, эссе, однако были и объемные статьи, кроме того написаны три небольшие книги: о Б. А. Грушине, Джордже Гэллапе и В. А. Ядове.

Потому есть все основания утверждать, что написание биографии – это процесс мысленного общения с человеком, о котором пишешь, или своеобразное мысленное интервью с ним. Иначе – не получается. Такое общение включает в себя изучение различного рода источников, в которых можно почерпнуть информацию о герое биографического анализа, его окружении, времени и пространстве, в которых протекала его жизнь. Таким образом, на выходе работы автор биографии становится как бы респондентом, действующим во второй из описанных процедур интервьюирования. Он «присваивает» себе право говорить «от имени» героя биографии. Процесс мысленного интервьюирования, или мысленного разговора ,очень непрост, он несет в себе черты реального, прямого общения, но при этом не уходит ощущение «игры в шахматы с самим собой».

Не останавливаясь сейчас на многих особенностях процесса историко-биографического анализа деятельности ученых, в моем случае – социологов - моих современников, укажу лишь два обстоятельства, необходимых для описания их жизненных путей, их наследия. Первое – конечно же, необходима базовая биографическая информация, знание сделанного человеком. Второе – необходимо ощущение некоей «близости» с ними, назову это, очень условно, чувством комфорта общения. Это ощущение, чувство может быть продолжением реального общения с ними, может следовать из рассказов о них, из погружения в сделанное ими. Без подобной эмоциональной составляющей общения с человеком можно написать текст-справку для “Who is (was) who,” но не биографию.

Понимаю, это очень индивидуально, но биографию человека следует писать, только если понимаешь, что ее легче написать, чем уговорить себя не писать. После смерти Грушина и Ядова мой мысленный диалог с ними продолжался, и я больше думал о том, кто сможет издать книгу о них, чем о том, как писать, тем более – о том, писать или нет. После смерти Заславской, Здравомыслова, Кугеля, Левады, Шляпентоха я понимал, что должен высказаться о них. Когда закончились жизненные пути Батыгина и Голофаста, я еще не занимался историей советской / российской социологии, но я вмиг написал некрологи, которые позже вылились в биографические статьи.

Всех этих людей я знал годами, иногда – десятилетиями, а почему я решился на очерк о Борис Рабботе, которого не знал вовсе? Остановлюсь на этом случае подробнее, так его описание позволяет обозначить, раскрыть некоторые сложные социально-психологические моменты внутреннего диалога автора биографии с человеком, о котором он пишет.

Начало этой истории не задокументировано в электронной почте, лишь – присутствует в памяти, зато последующие события описываются документально, вся переписка сохранилась в моем домашнем компьютере. Думаю, что поздней весной или в самом начале лета я получил электронное письмо от моего коллеги – профессора социологии Университета в Лас-Вегасе, штат Невада, Дмитрия Шалина, бывшего ленинградца, давно живущего США. Дмитрий писал, что Линн Виссон (Lynn Visson) выпустила книгу «Борис Раббот: Шестидесятник, которого не услышали. Статьи. Интервью. Воспоминания», рассказывающую о ее покойном муже, советском социологе Борисе Рабботе, и попросил меня написать рецензию на эту книгу. На тот момент лишь что-то очень смутное было связано у меня с фамилией этого исследователя, но я согласился прочесть книгу и написать рецензию.

Опущу детали, 20 июня 2012 года я получил от Линн сообщение о том, что Марина Адамович, главный редактор «Нового Журнала», может обратиться ко мне с просьбой написать короткую рецензию / заметку о сборнике памяти Бориса. Отмечалось, что в традиции журнала – короткие заметки, и много времени ее подготовка не займет. В ответ, я написал о своем согласие и попросил, чтобы Марина Адамович уточнила, что значит «короткая заметка»; далее я заметил, что, несмотря на лето, продолжаю работать и никаких планов на отдых у меня нет. Заодно сообщил, что в последнее время занимаюсь разными сюжетами по истории российской социологии, выпустил недавно 3-томник публикаций по этой теме на диске и указал, как его прочесть в Интернете.

Наша переписка продолжалась, я посылал Линн вопросы о ее муже и днем 30 июня написал ей, что в Томе III размещено несколько автобиографических текстов, так что в них можно многое узнать обо мне. Через несколько часов я получил от нее ответ: «Очень мне  было любопытно читать ваши воспоминания о Борисе Григорьевиче Кузнецова. Я с ним дружила с 1971 года до его смерти. Прекрасный человек. Познакомились мы в Америке, я переводила на конференции, на которой он выступал, а потом мы виделись у него дома каждый раз, когда я бывала в Москве».  Почитав эти слова, я сразу вспомнил, что в наших разговорах Б. Г. который часто говорил о молодой американке Лене, которая переводила его книгу и к которой в его семье было доброе отношение.

Из приведенных слов ясно, что Линн Виссон – переводчица, но – добавлю – уникальная. Она много лет проработала в ООН,переводя с русского и французского на английский язык. Б.Г. Кузнецов (1903 – 1984), упоминаемый в тексте, - это мой двоюродный дядя, которого специалисты называют одним из крупнейших советских историков и методологов науки;м он много лет разрабатывал историко-философские проблемы физики. Им написаны книги об Эйнштейне и Галилее, Ньютоне и Бруно, Ломоносове и Менделееве, очерки о Лукреции и Эпикуре, Спинозе и Декарте, Эйлере и Лобачевском и о многих других исследователях, внесших значительный вклад в физику и в наши представления о мире. Линн перевела на английский язык книгу Б.Г. Кузнецова «Разум и бытие».

Из книги «Борис Раббот: Шестидесятник, которого не услышали» я узнал главные события жизни Раббота и получил представление о его исследованиях в СССР и США. Я осознал драматизм его жизненных коллизий. Однако, как отмечено выше, этого мало для написания биографии. Чтение не принесло мне ощущения психологической комфортности развития моего предполагаемого мысленного диалога с Рабботом. Оно родилось в тот момент, когда обозначилась линия, коммуникационная цепь: «мои разговоры с Б. Г. Кузнецовым и знание стиля его анализа истории» – «его дружеское общение с Линн Виссон» – «ее чувства к Борису Рабботу».

После этого работа над очерком о Борисе Рабботе началась в обычном для меня режиме. Я все сделал в срок, не вышел за рамки обозначенного мне объема текста и 13 июля 2012 года отправил статью в сентябрьский номер «Нового журнала».

1.      Докторов Б. Борис Раббот: Шестидесятник, которого не услышали // Новый журнал (The New Review). 2012. № 268. С. 365-370.

2.      Докторов Б. Борис Раббот и страницы истории, которые нам еще предстоит узнать // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2012. № 5. С. 42-44 <http://www.socioprognoz.ru/files/File/2012/rabbot.pdf>.

3.      Докторов Б. З. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. В 9-ти т. [электронный ресурс] / Докторов Б. З., редактор-консультант Алексеев А. Н., редактор электронного издания Григорьева Е. И.