Юдин Григорий Борисович - социолог, полит. философ. Закончил бакалавриат «Вышки» (2004), магистр. «Шанинки» и Манчестерского Университета (2005), магистр. «Вышки» (2006), канд. философ. н (2012). Профессор «Шаники».

Опубликовано более 30 научных работ, в том числе книга «Общественное мнение, или Власть цифр» (2020), автор и редактор монографии «Жизнь в долг: Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России» (2020). Основные направления исследований: общественное мнение; теория демократии; философия науки; моральная экономика.

Григорий Юдин принадлежит к старшему слою VII поколения российских социологов, самому молодому в моих историко-социологических поисках. Его образуют те, кто родился в интервале 1983-1994 гг., и для меня, уехавшего из России в конце апреля 1994 года, - это самое незнакомое профессиональное образование. До проведения интервью с Григорием Юдиным у меня состоялись беседы с 15 представителями рассматриваемой когорты, и на момент опроса я знал лишь двоих. С детства – Олега Могилевского, поскольку дружил с его родителями, и Сашу Дмитриеву, с которой познакомился в один из моих приездов в Петербург. Оба они из семей социологов, за 11 лет до начала беседы с Олегом я провел интервью с его отцом – Романом Могилевским, а беседа с Сашей проходила одновременно с интервью с ее мамой – Ириной Григорьевой.
В ряде случаев я не знал своих молодых респондентов, но до них интервьюировал их родителей, а применительно к Ростиславу Кононенко – даже с социологами Еленой (мама) и Валентиной (бабушка) Ярскими-Смирновыми. И это не случайно, меня интересуют траектории вхождения людей в социологию, и семья как стартовая площадка для этого – заслуживает специального анализа.

За более чем 15 лет моего проекта накопилось немало приемов отбора респондентов для интервью. Исходно, т.е в 2005-2008 годах, я обращался к тем, кого знал за многие годы работы в советской / российской социологии. Легко понять, что в первую очередь это было ученые, которых я позже стал относить к I и II поколениям. Не составляло труда и нахождение социологов из поколения III, я вместе с многими из них входил в социологию, и мне было легко обратиться к ним за помощью.

В 2007 году, т.е. через три года после начала процесса интервьюирования у меня впервые состоялась беседа с социологом IV поколения – Михаилом Тарусиным, с ним я был давно знаком, и меня попросили закончить интервью, начатое в рамках другого проекта. И примерно в то же время я начали использовать метод «снежного кома», просил друзей, коллег познакомить меня с молодыми социологами.

Но лишь в 2014 году во введении к интервью с Ларисой Паутовой я смог написать: «Историко-биографический проект журнала “Телескоп” существует без малого 10 лет, и к этому моменту завершены или находятся в стадии завершения беседы с более 60 социологами. Поскольку с некоторыми респондентами проведено по два и более интервью, то их общее количество явно превышает 70. Общение с каждым из коллег для меня незабываемо, но есть в этом долгом разговоре особые «точки». Я помню, кто согласился быть самым первым респондентом, кто был первым, среди тех, с кем до начала беседы я не был лично знаком, кто был первой из опрошенных женщин-социологов или первым не столичным (Москва и Петербург); я помню, с кого я начинал изучение представителей первых пяти поколений советских/ российских социологов.

Интервью с Ларисой Паутовой – тоже долгожданная веха в моем проекте. Оно открыло двери в пространство бесед с представителями шестого поколения отечественных социологов, т.е. тех, кто родился в 1971–1982 годы. Особый интерес к этой генерации профессионалов (и будущих профессионалов) заключается в том, все вместе они образуют первое поколение собственно российских социологов. Допускаю, что кто-либо из них ещё успел поработать в социологическом коллективе до лета 1991 года, когда распался СССР. Но были они очень молоды, и стаж их работы к тому времени был слишком мал, чтобы серьезно относить эту гипотетически существующую «наногруппу» к социологам советского периода» [1].

К тому моменту с Ларисой Паутовой я был знаком несколько лет, в один из проездов в Москву меня познакомила с ней Елена Петренко, но в основном при формировании корпуса респондентов V и VI поколений я обращался за советом к старшим и к справочнику «Социологи России» (2014 г.), который тем же летом мне подарил его редактор – Ж.Т. Тощенко.

Eще раз процитирую себя и делаю это с единственной целью – повысить документальность данного рассказа. Полагаю это крайне важным как в описании процесса анализа собранной историко-биографической информации, так и в повествовании о движении самого исследования. Уже много лет я рассматриваю всех, кто согласился на беседу, на воспоминания о себе, своих учителях и коллегах – что и составляет историю нашей науки – в качестве участников этого коллективного труда, и считаю себя ответственным за тщательную фиксацию всех этапов работы. Ниже речь уже идет o начале изучения VII поколения нашего профессионального сообщества.

За несколько дней до конца 2014 года во введении к интервью с Дуней (Евдокией) Романовой я писал: «Всего несколько месяцев назад, летом 2014 года, я обсуждал направления развития данного историко-социологического проекта с заместителем редактора “Социологического журнала” Ларисой Козловой. В частности, она спросила меня, не собираюсь ли я спуститься еще на одну ступеньку ниже по “лестницы поколений” советских/российских социологов и, не прерывая серию интервью с нашими коллегами из первых шести поколений, начать беседы с представителями седьмой профессионально-возрастной когорты; теми, кто родился в интервале 1983-1994 гг. Хотя и с оговоркой “...никогда не говори никогда..”, но я ответил, что пока даже “мягко” не планирую таких бесед. Объяснял я свою позицию тем что рановато, время не пришло. Даже старшим из этого поколения – лишь 30 лет с небольшим, среди них есть кандидаты наук или обладатели степени Ph.D от известных зарубежных университетов, но хотелось бы приступить к изучению представителей этой общности, лишь когда они приблизятся к 40-летию [2]. Что же произошло, что заставило меня не просто пересмотреть планы и задуматься о проведении интервью с самыми молодыми нашими коллегами, но сразу начать такие беседы? Прежде всего, анализ уже значительного числа завершенных интервью с социологами шестого поколения (1971-1982 гг. рождения) выявил ряд трендов в становлении этого сообщества и представляется важным уже сейчас оценить их последствия.

<…> Появился и третий фактор, обусловивший “открытие сезона” бесед с этой новой общностью: организационный. Процесс интервьюирования продолжается уже десять лет, и хотя собранный материал отражен в более, чем сотне статей, блогов, «бумажных» и электронных изданий, необходимо сосредоточиться на его анализе и подготовке обобщающего типа публикаций. Поэтому я решил завершить сбор информации к середине 2015 года, а это значит, что нельзя откладывать начало бесед с входящим в социологию новым поколением» [3].

Как видно, к намеченному сроку мне не удалось завершить сбор информации. Более того, после подготовки к Конгрессу социологов, который состоялся в 2016 году в Екатеринбурге, и нескольких месяцев «отдыха» от интервью, процесс сбора данных приобрел новые направления и значительно активизировался. Сейчас – начало мая 2020 года, я пониманию необходимость сворачивания бесед с российскими социологами, однако, наученный жизнью, не называю сроков завершения это деятельности.

Продолжу цитирования вводного текста к беседе с Дуней Романовой: «В моем проекте первой из седьмой когорты в силу серия объективных и субъективных обстоятельств стала Дуня (Евдокия Павловна) Романова. С определенными пояснениями ее можно считать членом трехпоколенной социологической семьи. Ее отец – недавно скончавшийся социолог, профессор Павел Васильевич Романов. После его развода в воспитании Дуни участвовали, кроме ее матери Татьяны, сам Павел, а также его вторая жена Елена Ростиславовна Ярская-Смирнова, профессор социологии и дочь профессора социологии Валентины Николаевны Ярской-Смирновой. В таком плотном социологическом поле Дуня, скорее всего, должна была двигаться в сторону социологии. Вот один из ключевых моментов нашего интервью: “Когда мне было семь (а может даже и шесть) лет, мой дорогой папа посадил меня на стол в нашей квартире... и сказал: ‘Пообещай мне, что ты станешь социологом’. Само собой я согласилась, всегда было сложно возражать папе, да и он всегда хотел для меня самого лучшего”».

Интервью с Дуней было 83-м в общем числе проведенных бесед с российскими социологами, интервью с Григорием Юдиным – 211-е. И времени прошло много, и сделано немало. Мне очевидно, анализ и описание истории проекта становится много важнее, чем увеличение числа различного рода интервью. Все вышесказанное является своего рода ответом на явно заявляющие о себе вызовы собственно историко-социологического плана.

Практика написания введений к проведенным интервью возникла в феврале 2004 года при подготовке к публикации первого интерью с Б.М. Фирсовым, и я ни разу не нарушал этот порядок. Таким образом, сейчас написано 210 «вводок». Когда-то многолетний консультант Проекта А.Н. Алексеев рекомендовал мне собрать воедино все вводные тексты и опубликовать их с некоторыми комментариями. Не сделал, отложил «на потом», но если делать это теперь, то будет солидного объема книга; даже если средний объем текста – одна страница, то – уже более 200 страниц. Но часто, введения значительно объемнее, и книга такого строения была бы много весомее.

По-началу вводные тексты исполняли лишь одну функцию – представляли читателям моих респондентов, но потом они стали наполняться и другого рода информацией. И в середине декабря 2014 года я «дал себе свободу», во введении к интервью с Верой Гаврилюк (оно было 90-м) было заявлено: «Вводка к интервью – это моя “зона свободы”, здесь я разрешаю себе писать те или иные размышления, которые связаны с завершенным интервью» и сразу обозначил тему, которую ранее не обсуждал и рассмотрение которой не встречал в нашей специальной литературе. Было отмечено: «Интервью с тюменским профессором социологии Верой Владимировной Гаврилюк дает повод обсудить тему преемственности профессии “социолог”. Первые слова, которые прочитала ее дочь – были “Рабочая книга социолога”. Она начала учиться в Тюмени, окончила факультет социологии в Российском государственном гуманитарном университете и в 2010 году защитила там же кандидатскую диссертацию по социологии» [4]. Тема преемственности трактуется и в качестве самостоятельной, и как развитие анализа генеалогии первых поколений советских / российских социологов. Последняя, в свою очередь, исследовалась в рамках культурологических поисков, направленных на понимание особенностей макросреды, в которой формировалась значительная часть представителей современного российского социологического сообщества. Это было в 2012 году, когда при проведении интервью я ниже четвертого поколения не спускался [5].

Исходно Григорий Юдин был для меня «виртуальной» фигурой. Впервые я увидел его в видео презентации книги Дмитрия Рогозина «Автобиография в переписке с Борисом Докторовым» [6], состоявшейся, наверное в 2016 году. Но это была короткая встреча, и я не помню, слушал ли я его выступление. А потом иногда стал наблюдать его в программе «Особое мнение» на канале «Эхо Москвы». Обычно там его представляют - социолог и философ, а в моем понимании – и «политолог». Я стараюсь следить за социологами, не избегающими публичности, потому и предложил Юдину рассказать о себе. Естественно, я не мог знать, что он – из поколения VII, и замечу, если бы я не нарушил собственное исходное намерение - не начинать беседы с представителями этой когорты до того, как они приблизятся к 40 годам, то и данное интервью не состоялось бы.

Именно следование императиву «Вводка к интервью – это моя “зона свободы”» позволило мне рассказать о процессе развития проекта и назвать некоторые приемы формирования совокупности моих собеседников. Замечу, я старательно обхожу слово выборка, ибо никогда не рассматривал данное исследование как массовый опрос и не ставил задачу репрезентировать совокупность советских / российских социологов. Прежде всего потому, что сложно очертить генеральную совокупность, не видны даже ее пространственно-временные границы. И второе, нет статистики о составе и динамике нашего профессионального сообщества. После того, как в 2007-2008 годах сложилась концепция поколений социологов для меня важным было провести интервью с достаточно значимым числом представителей каждой когорты. Одновременно следовало учитывать особенности становления современной социологии и роль, место некоторых ученых в истории нашей науки.

Скажем, очевидно, что численность социологов, стоявших у истоков нашей науки, многократно меньше, чем число социологов V-VII поколений, но это не означает, что такое (какое?) соотношение численностей социологов следует учитывать при анализе истории становления советской / российской социологии. К тому же бессмысленно ориентировать на какие-либо качественно-количественные критерии формирования совокупности респондентов, которые могли бы заставить меня делать выбор между, скажем, Ядовым и Здравомысловым, Коном и Левадой, Грушиным и Заславской. Каждый из них для истории ценен.

Много лет назад, изучая генезис современной российской социологии и вспоминая о разрыве о гладкого течения социологической мысли в 20-е – 30-е годы, я отмечал, что, применяя математическую терминологию, концепцию возрождения можно назвать «сглаживанием» процесса развития отечественной социологии и придания ему черт непрерывности. Однако в этой желанной единой, цельной, неделимой истории не будет одного принципиального для развития науки момента — человеческой, творческой, живой связи поколений, начавших работать после «оттепели», с их профессиональными предшественниками. Не будет передачи «тепла рукопожатий». Никто даже из советских/российских социологов первого поколения не мог и не сможет сказать относительно кого-либо из столпов дореволюционной русской социологии: «...нас заметил и, в гроб сходя, благословил≫. Это — печальное следствие трагических событий начала ХХ в.

Тогда я думал, что пройдет сколько-то лет и можно будет построить траекторию личностной передачи научного опыта одних поколений другим, идущими за ними. Короткие цепочки обнаруживались сразу, скажем, от профессоров к их студентам и аспирантам или, как отмечалось выше, от родителей-социологов к детям и внукам, избравшим ту же профессию.

Интервью с Григорием Юдиным, наконец, дало сильный пример траектории прямой, непосредственной межпоколенной передачи профессионального и жизненного опыта. Яркость этого примера заключается в том, что «цепочка рукопожатий» соединяет представителя I поколения с социологом VII, самого молодого из ныне действующих поколений. Легко понять, что реально эта траектория уже протянулась до VIII поколения (1995-2006 годы рождения) и при нормальном развитии науки вскоре дотянется до IX когорты (2007-2018 г.р.). Старшим из VIII страты поколенческой пирамиды в этом году будет 25 лет, те из них, кто учился или учится у Юдина или его наставника Дмитрия Рогозина (VI поколение), уже закончили или завершают магистратуру, возможно, работают над диссертациями.

Траектория, о которой я говорил выше, образована тремя отрезками: Ядов – Батыгин, Батыгин – Рогозин и Рогозин – Юдин. Имеющаяся в моем распоряжении информация иллюстрирует сказанное.

Первое звено: Ядов-Батыгин, движение от I поколения к IV

Скоропостижная смерть Г.С. Батыгина объясняет отсутствие прямых письменных свидетельств его отношений с В.А. Ядовым, однако есть ядовские тексты, указываюшие на высокую степень близости, взаимопонимания между ними. Но сначала – слова Батыгина, по-моему, так раскованно написать о Ядове мог только друг: «В моих хрониках, — писал Батыгин, — зафиксирован исторический эпизод: превращение сравнительно неплохого директорского кабинета в нечто вроде кафе; туда поставили дачные пластмассовые столики, а директор перебрался в каморку, около которой постоянно толчётся народ, ищущий справедливости. Он бы превратил весь институт в дискуссионное кафе. Но социальные законы берут своё» [7,  с. 556].

Воспоминания Ядова о Батыгине цитируются по моей книге [8]. Начинается директорство Владимира Александровича, масса организационных проблем, он «ломал голову над решением этой задачи в течение десяти дней, ничего не получалось, и он пришёл к выводу о необходимости посоветоваться с человеком, знающим изнутри ситуацию в Институте. Лучшего консультанта Ядов увидел в Геннадии Семёновиче Батыгине, которого считал своим товарищем и единомышленником. Приехав в Москву, где Ядова должны были представить народу в роли нового начальника, он позвонил Батыгину и попросил его приехать в гостиницу для серьёзного разговора. Он сразу отозвался на эту просьбу Ядова, и они несколько дней обдумывали стратегию и тактику реформирования института». Опущу многое, и вот вывод Ядова: «Так что Геннадия Батыгина по справедливости следует считать со-организатором нашего института».

Второе звено: Батыгин-Рогозин, движение от IV поколения к VI

Названная выше книга-интервью Дмитрия Рогозина [6] пронизана его воспоминаниями и размышлениями о Г.С. Батыгине, о его профессиональных и жизненных уроках. Они объединены в двух разделах: «В профессиональном поле Батыгина» и «Жизнь после Батыгина». Я не берусь сжато передать их содержание, ограничусь тремя цитатами: сначала - две из первого раздела:

«Батыгин выбрал нетипичную для российского обществоведа стратегию оформления результатов методологических поисков. Он почти отказался от собственных публикаций, подталкивая и стимулируя публикационную активность учеников. Практически все тексты аспирантов и студентов Геннадия Семёновича, выходившие в свет, содержат множество его идей, порой в них угадывается батыгинская стилистика, манера построения аргументации. Но лишь в некоторых работах он указан как соавтор. Это происходило тогда, когда его собственный текст переваливал за добрую половину общего объема публикации и уже явно составлял ее смысловое ядро. Если посмотреть на развернутые в те годы исследовательские программы, реализованные под руководством и с непосредственным участием Батыгина, поражаешься их масштабности и одновременно концентрированности на одной связующей идее — отказе от того разрыва исследовательского процесса, который возник из-за игры в разделение труда между исследователем, интервьюером и организатором полевых работ».

«Геннадий Семёнович раскрепощал раз и навсегда, нужно было лишь однажды переступить барьер, как это сделал когда-то я в Шанинке, подойдя с вопросами об эссе. Результаты научной работы не могут принадлежать одному человеку, авторство — лишь номинальный атрибут, необходимый для удобства поиска и обработки релевантной информации. Геннадий Семёнович полностью реализовал эту норму, показал всем нам, как осуществляется коллективный исследовательский проект, как работает мертоновский принцип «коммунизма» без скатывания в канаву плагиата».

Понятно, что ниже – фрагмент текста из второго раздела:

«Не стало Батыгина, и оборвались какие-либо ожидания. Я уже писал, что в то время сильно хотел уехать из России, собирался, строил планы. Вмиг они перестали что-либо для меня значить. Человек, силящийся что-то объяснить, удивится. Казалось бы, должно было быть ровно наоборот. Но жизнь не всегда укладывается в схемы, где следствие располагается за причиной. Насколько можно говорить о причинах в контексте человеческой судьбы, вопрос не менее спорный. Всерьез говорить об эмиграции можно лишь в предельных категориях. Отказ от своей страны в надежде на хорошую жизнь, бегство от плохой — всё это лишь оправдание чего-то другого, что подтолкнуло или остановило отъезд, чего-то, что больше рассуждений о безопасности, свободе или справедливости. Пусть я заблуждаюсь,но по-другому думать об этом не получается…»

Третье звено: Рогозин-Юдин, движение от VI поколения к VII

Прежде всего важно отметить тот факт, что прямого, личного влияния ни Ядов, ни Батыгин не оказали на Юдина.

В нашей свободной переписке он вспомнил, что несколько выступлений Ядова, которые он слушал, не произвели на него особого впечатления. На мой взгляд, так оно и должно было быть. Владимир Александрович был на 14 лет старше его отца, первые издания его книг, вышли задолго до рождения Григория. Уже была другая страна, иная политика, принципиально изменившаяся социология. Вместе с тем, в письме отмечается: «В то же время, бросалась в глаза его открытость и демократичность, доходившая почти до панибратства. Вокруг него был некоторый ореол патриарха, но он не особенно обращал на это внимание и всё время ввязывался в простые разговоры и споры, без обиняков; впрочем, выходил из этих споров он так же легко. Я уже в то время знал о его роли институционализации социологии в СССР, и могу себе представить, как эти качества помогали ему как руководителю лавировать в непростое время. Он был плюралистом и потому спокойно терпел рядом с собой очень разных людей - думаю, тогда за это качество многие были ему благодарны».

А вот – фрагмент проведенного интервью с Юдиным: «Социологический факультет Шанинки держался на четырёх столпах – Батыгин, Филиппов, Радаев, Крыштановский. Батыгин умер за полтора года до того, как я поступил в Шанинку; я успел лишь однажды столкнуться с ним, когда заходил в шанинскую библиотеку. Масштаб Батыгина стал для меня понятен, когда на следующий день после его смерти у нас в бакалавриате были занятия по курсам Сусоколова и Филиппова, и оба были абсолютно разбитыми. Однако Батыгин успел подготовить своего главного ученика – Дмитрия Рогозина. Когда я пришёл в Шанинку, Рогозин уже стал деканом факультета».

Приводимые ниже материалы в полной мере иллюстрируют характер «третьего звена» траектории живой связи между поколениями советских / российских социологов - «Рогозин-Юдин».

***

В моем понимании, построение и анализ траекторий живой, личной связи между поколениями советских / российских социологов – может стать одним из эффективных инструментов исследований прошлого-настоящего-будущего российской социологии. Легко допустить, что все наше сообщество скреплено такими нитями формальных и неформальных связей.

Литература

1.      Паутова Л.А.: «Я с радостью ожидаю изменений». http://www.socioprognoz.ru/files/File/2014/pautova(2).pdf

2.      Историко-биографическое исследование российской социологии: к десятилетию проекта. Б.Докторов отвечает на вопросы Л. Козловой // Телескоп. 2014. №4. http://www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_2/article_content1446551020224814file.pdf.

3.      Романова Е.П.: «Когда мне было семьили шесть лет, мой папа посадил меня на стол и сказал: “Пообещай мне, что ты станешь социологом”». http://socioprognoz-ru.1gb.ru/files/File/2014/romanova.pdf.

4.      Гаврилюк В.В.: «Молодежная тематика – самая интересная для меня в социологической науке». http://socioprognoz-ru.1gb.ru/files/File/2015/gavriluk.pdf.

5.      Докторов Б. Генеалогия четырех первых поколений советских/российских социологов Телескоп / №5 (95) / 2012. http://www.teleskop-journal.spb.ru/files/dir_2/article_content1381307087129266file.pdf.

6.      Рогозин Д. Автобиография в переписке с Борисом Докторовым. - М. Фонд «Общественное мнение». 2016.

7.       Батыгин Г. С. Ему легко быть самим собой // В кн.: Vivat, Ядов! К 80-летнему юбилею : сборник / ред.- сост. Е. Н. Данилова, Л. А. Козлова, П. М. Козырева и др. М. : Институт социологии РАН, 2009.

8.      Докторов Б. Мир Владимира Ядова. В. А. Ядов о себе и его друзья о нём. – М.: ВЦИОМ, 2016. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=451.