Социальное неравенство в социологическом измерении

Социальное неравенство в социологическом измерении

<<назад 

оглавление

дальше>>

2. Представления россиян о социальной структуре российского общества и самооценка ими своего социального статуса

Как же, в контексте неприятия россиянами сложившейся системы социально-экономических отношений, выглядят самоощущение россиянами своего социального статуса и их представления о той модели социальной структуры общества, которая утвердилась в России? И как, с их точки зрения, данная структура соотносится с социальной структурой общества?

Начнем с первого, и краеугольного в контексте проблемы социальных неравенств в современной России, вопроса – о самооценке россиянами своего социального статуса. Как оказалось, лишь 16% россиян оценивали весной 2006 г. свой социальный статус в обществе как хороший, ровно столько же – как плохой, а остальные 68% – считали его удовлетворительным. Хорошо это или плохо? Чтобы ответить на данный вопрос, надо посмотреть на динамику этого показателя. И тогда увидим, что, несмотря на экономический рост последних 6-7 лет и несомненный рост доходов граждан, показатель удовлетворенности их своим положением в обществе не улучшается. Во всяком случае, в 2003 г., когда данный показатель демонстрировал наиболее благополучную картину, доля оценивших свой социальный статус как хороший составляла 18% опрошенных, а как плохой – 15%[1].

В этом плане степень недовольства людей своим социальным статусом, отражающая «ножницы» между тем, на что, с их точки зрения они по справедливости имеют право, и тем, что они имеют, выступает своеобразным индикатором уровня подспудной социальной напряженности в обществе. Напряженности, которая при определенных условиях может в самый неожиданный момент «выплеснуться наружу» при кажущемся внешнем благополучии.

Как показало исследование, самооценка социального статуса связана прежде всего с субъективной удовлетворенностью своим материальным положением. И лишь на четвертом месте по значимости находятся объективные характеристики уровня жизни респондентов. Это значит, что как бы ни повышался жизненный уровень людей, но если они будут продолжать считать сложившуюся в стране систему распределения собственности и доходов несправедливой, а свое положение – несоответствующим с их точки зрения тому, каким оно должно быть, учитывая количество и качество их труда, то социальная напряженность в стране не только сохранится, но может даже нарастать. И тот факт, что эта напряженность не будет принимать до поры до времени никаких активных форм или станет  проявляться в неадекватных, на первый взгляд, формах, не означает ее отсутствия.

Примером тому могут служить многие протестные акции, прокатившие по стране в 2006 г. в связи с жилищной проблемой (проблемой обманутых дольщиков, протестами против сноса жилья и т.д.). К сожалению, власти на местах пока не понимают истинного смысла данных явлений и причин их громкого общественного резонанса и связывают их только с несоразмерными аппетитами отдельных граждан и пиаром неких политических сил. Но ведь то и другое было несколько лет назад, а ни выступлений такого масштаба, ни подобного общественного резонанса по их поводу страна тогда не видела.

Далее посмотрим, как в ходе исследования проявилась связь самооценок социального статуса, удовлетворенности материальным положением и других факторов, влияющих на самооценку россиянами своего положения в обществе. Среди оценивающих свое материальное положение как хорошее, 72% сходным образом оценили и свой социальный статус. Среди считающих свое материальное положение плохим лишь 5% респондентов оценили свой статус в обществе как хороший и 34% - как плохой. Таким образом, связь самооценки социального статуса и материального положения четко просматривалась у всех, хотя наиболее ярко она выражена у благополучных слоев населения.

На втором месте по значимости после удовлетворенности своим материальным положением для самооценок своего социального статуса была работа. Каков механизм ее влияния? Как  показало исследование, среди тех, кто оценивал свои возможности самореализации в профессии как хорошие, 53% оценивали как хороший и свой социальный статус (и лишь 2% оценивали его как плохой). При этом среди недовольных возможностями самореализации на работе картина была обратная – 2% оценивали свой социальный статус как хороший и 47% были им активно не удовлетворены. Как видим, более тесная связь, нежели по отношению к ситуации с материальным положением, прослеживалась в данном случае для самооценок своего статуса как плохого, хотя и для удовлетворенных возможностями самореализации на работе она также была достаточно ярко выражена.

Таким образом, если для оценки своего статуса в обществе как хорошего  решающую роль играла именно удовлетворенность россиян своим материальным положением, то для оценки положения в обществе как плохого главным была самооценка производственных позиций. Часть из них, которая оценивала свое материально положение как плохое, но при этом оценивала свои возможности самореализации в профессии как удовлетворительные, лишь в 14% случаев была активно недовольна своим социальным статусом.

Это значит, что удовлетворенность возможностями самореализации в профессии играет своего рода «блокирующую» роль при оценке многими не слишком благополучными в материальном плане россиянами своего социального статуса как плохого. Таким образом, восприятие россиянами своего социального статуса, как и во всем мире, теснейшим образом связано с двумя переменными – уровнем благосостояния и характером производственных позиций. При этом интересной работы, предоставляющей возможности для самореализации, оказывается, как правило, достаточно, чтобы человек не ощущал неудовлетворенности своим социальным статусом даже при плохом материальном положении. Но вот чтобы он оценивал свой статус как хороший, этого мало. Нужно еще и хорошее материальное положение.

Попробуем разобраться с ответом на вопрос, много ли в современной России рабочих мест, которые позволяют рассматривать работу как интересную и предоставляющую возможности для самореализации? Если судить только по самооценкам работающих россиян, то не слишком много – всего 36% полагают, что работу можно считать интересной.

Однако ответ на этот вопрос тесно связан и с более общим вопросом о том, какова вообще социальная структура современной России. Реконструировать ее можно разными способами, один из них – реконструкция ее в рамках субъективного подхода, т.е. по ответам респондентов о том, к какому слою они себя относят, также теснейшим образом связанному с их самооценками своего социального статуса (см. рис. 7).

Рисунок 7

Доля удовлетворенных/неудовлетворенных своим социальным статусом средиохарактеризовавших себя как представителей различных слоев общества, в %[2]

 

Как видно из рисунка 7, прослеживается четкая связь идентификации себя с тем или иным социальным слоем и самоощущения своего социального статуса, хотя практически во всех слоях, кроме самого верхнего, доминирующим ответом является «удовлетворительно». Это свидетельствует о значительной разнице между социальными притязаниями и реальностью у представителей всех без исключения основных российских классов. А значит социальная напряженность, о которой мы говорили в начале данного раздела, затрагивает, хотя и в разной степени, все без исключения массовые социальные слои.

При этом, почти две трети россиян, оценивающих свой статус как хороший, относились с точки зрения их классовой самоидентификации к среднему классу или к его верхней части. Те, кто оценивал свой статус как плохой, на три четверти относились к низшему слою (около 40%) и рабочим (около 35%). Оценившие свой статус как удовлетворительный примерно поровну распределились между рабочими, средним слоем и пограничными между ними слоями.

Это говорит о том, что у подавляющего большинства населения России уже сформировалась устойчивая классовая самоидентификация, напрямую связанная с общей оценкой своего социального статуса в рамках иерархически ранжированных социальных слоев, которая остается устойчивой во времени (см. рис. 8).

Рисунок 8

К какому социальному слою относили себя россияне в 1999 и 2006 гг., в %[3]

 

Как видно из рисунка 8, за семь лет, прошедшие с достаточно тяжелого, постдефолтного 1999 г., ситуация с социально-классовой самоидентификацией россиян изменилась незначительно. Наиболее серьезный сдвиг произошел с низшим слоем, который заметно сократился.

Однако насколько адекватна самоидентификация россиянами своих классовых позиций? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим сначала на соотношение ее с профессиональным статусом респондентов.

Как видно из таблицы 1, с низшим классом себя отождествляют неработающие пенсионеры (35% всех пенсионеров оказались именно в составе низшего слоя, составив 60% его представителей). Весьма существенно, что это наименее квалифицированная с точки зрения их прошлой производственной деятельности часть пенсионеров – 57% из них бывшие рабочие, в том числе 21% – неквалифицированные и 36% – квалифицированные рабочие. Еще 23% – бывший рядовой состав торговли, сферы услуг
и т. п. Широко представлены в составе низшего класса наряду с пенсионерами также неквалифицированные рабочие. Все остальные профессиональные позиции среди низшего класса были представлены в гораздо меньшей степени, чем их доля по массиву.

Таблица 1

Профессиональный статус представителей различных социальных классов
(по самоидентификации), в %

 

Профессиональные позиции

Классы

По массиву
в целом

Низший

Рабочий

Верхушка рабочего / Нижний средний

Средний

Верхний средний

Предприниматель, имеющий более 5 наемных работников

2,0

1,0

Руководитель предприятия,
зам. руководителя

1,0

1,0

2,0

3,0

3,0

2,0

Руководитель среднего звена

1,0

1,0

4,0

7,0

9,0

4,0

Специалист с высшим образованием

7,0

3,0

18,0

25,0

35,0

15,0

Офицерский состав силовых ведомств

1,0

4,0

5,0

18,0

3,0

«Самозанятые» и микробизнес

1,0

2,0

3,0

9,0

2,0

Служащие без высшего образования, технический персонал офисов

6,0

7,0

13,0

11,0

12,0

9,0

Рядовые работники торговли и сферы услуг

5,0

9,0

14,0

10,0

3,0

10,0

Квалифицированные рабочие

9,0

48,0

23,0

13,0

3,0

23,0

Разнорабочие, подсобные рабочие

10,0

16,0

4,0

4,0

8,0

Студенты

1,0

3,0

0,3

Пенсионеры

60,0

14,0

16,0

16,0

6,0

22,0

 

Представителями рабочего класса себя ощущают рабочие (свыше половины всех рабочих) и часть тех пенсионеров, которые в прошлом были рабочими – эти три категории составляют 78% представителей данного класса. Остальные - в основном рядовой состав сферы услуг, включая торговлю и другой технический персонал (охранники, лаборанты
и т. д.).

Нижний средний класс характеризуется, в противовес двум, о которых шла речь выше, довольно большой неоднородностью состава. К числу представителей нижнего среднего класса отнесли часть квалифицированных рабочих (пятая часть всех рабочих), а также часть специалистов с высшим образованием (22% всех специалистов). Наиболее популярен этот ответ у бюджетников и специалистов, работающих на приватизировавшихся предприятиях. Учитывая массовость данных групп, именно они и составили костяк нижнего среднего класса, хотя чаще всего эта самоидентификация встречалась у рядовых работников торговли и сферы услуг (28%), офицерского состава силовых ведомств (27%) и технических служащих (27%).

Средний класс в России, учитывая разную численность различных профессиональных групп в составе занятого населения, состоит в основном из специалистов, наиболее благополучной части пенсионеров, в основном с высшим образованием, и, в меньшей степени, технических служащих. В части специалистов это же относится и к верхнему среднему классу, однако там, и эта тенденция не раз фиксировалась в других наших исследованиях, непропорционально велика доля сотрудников силовых ведомств (МВД, прокуратуры и т.п.), что, видимо, отражает особую роль этих структур в современном российском обществе, а также самоощущение и жизненные возможности многих их представителей.

При этом представители разных профессиональных групп имеют разные шансы на попадание в средний класс, включая и его «верхушку». Судя по тому, в каких группах себя относит к нему большинство их представителей,  наибольшие шансы на попадание в его состав в современной России у владельцев традиционного экономического капитала – предпринимателей. Все вошедшие в выборку предприниматели, имеющие свыше
5 наемных работников, определившиеся со своей классовой идентификацией, отнесли себя именно к среднему классу, но наиболее обеспеченная часть предпринимателей в массовые опросы, как правило, не попадает. Далее следуют руководители, причем как высшего звена, так и среднего уровня (по 63% их отнесли себя к среднему классу, а остальные, в основном, к нижнему среднему), затем специалисты с высшим образованием, как гражданские, так и военные (около 60%), а также самозанятые и представители микробизнеса (60%). Не вошедшие в средний класс специалисты и самозанятые в основном, также как и руководители, оказываются в составе нижнего среднего класса. Все остальные профессиональные группы оказались сосредоточены преимущественно в двух низших классах.

Среди важнейших характеристик, позволявших респондентам адекватно определяться со своей классовой принадлежностью, наряду с профессиональным статусом был и уровень образования. В составе низшего класса половина не имела никакого профессионального образования, в составе рабочего и нижнего среднего класса доминировала (соответственно 45% и 43%) группа со средним специальным образованием, а доли имеющих высшее образование составляли, соответственно, 6% и 31%. В составе среднего класса доминировала (45%) группа с высшим образованием, а в верхнем среднем доля лиц с высшим образованием доходила до 65%, при этом не было ни одного человека, не имеющего никакого специального профессионального образования[4].

Таким образом, сознательный или бессознательный, но явно присутствовавший учет россиянами при самооценке своего социального статуса всех основных его факторов – от материального благосостояния и особенностей своих производственных позиций до особенностей их человеческого капитала – позволил им достаточно точно и адекватно охарактеризовать и свою социально-классовую принадлежность.

Также россияне дали самооценку своего статуса, оценили свое место в обществе по вертикальной десятибалльной шкале, где нижняя, 10-ая, позиция, означала принадлежность к самым низам общества, а верхняя, 1-ая, – к его элите. Этот графический тест уже много лет используется во всем мире для определения самооценки респондентами своего социального статуса, и является более эффективным, чем любые вербальные определения. Не один год этот тест используется и в исследованиях Института, что позволяет сопоставить результаты с полученными на основе обобщения данных этого теста моделями социальной структуры европейских стран.

Итак, чтобы иметь точку отсчета и инструмент для сравнения, посмотрим, как выглядит типичная модель социальной структуры развитых европейских стран, построенная на основе данных этого теста. Используем для этого в качестве примера модель социальной структуры Германии (см. рис. 9).

Рисунок 9

Модель социальной структуры Германии, построенная на основе самооценок своего социального статуса ее гражданами в 2000 г.[5]

 

Как видно из рисунка 9, наибольшая часть опрошенных жителей Германии поставила себя на 5 сверху (32%) и 6 сверху (22%) позиции, т.е. точно посередине фигуры. Еще по 13-14% поставило себя на 4 и 7 позиции, что и образовало своеобразные «крылья», в которых сосредоточился средний класс этой страны, в то время как верх и низ фигуры резко сужаются, постепенно «сходя на нет».

В России же построенная абсолютно аналогичным образом модель социальной структуры имеет следующий вид (см. рис. 10).

Рисунок 10

Модель социальной структуры России, построенная на основе самооценок своего социального статуса ее гражданами в 2006 г.[6]

 

Как видим, российское общество по своей социальной структуре является обществом резко смещенных вниз статусных позиций. Основная часть россиян (65%) сосредоточена, по их самооценке, в низших слоях. Причем модель четко делится на три части – наряду с массивным «низом» отчетливо выражен также средний класс и «верхний средний», представленный на рисунке 10 узким шпилем.

Данная модель почти идентична модели, построенной по данным наших исследований в предкризисном июне 1998г. (см. рис. 11).

Рисунок 11

Модель социальной структуры России, построенная на основе самооценок своего социального статуса ее гражданами в июле 1998 г.

 

От чего зависит самооценка респондентами своего социального статуса по десятибалльной шкале? Наиболее значимой оказалась классовая самоидентификация респондентов (см. табл. 2), что отражает рост в современной России классовых идентичностей.

Таблица 2

Самооценка своего социального статуса по 10-ти балльной шкале представителями различных социальных классов (по самоидентификации), в %

Самооценка своего социального статуса по 10-ти балльной шкале

Низший

Рабочий

Верхушка рабочего / Нижний средний

Средний

Верхний средний

По массиву
в целом

1,0

-

2,0

2,0

3,0

1,0

2,0

3,0

2,0

3,0

2,0

1,0

1,0

14,0

2,0

4,0

2,0

1,0

3,0

4,0

6,0

3,0

5,0

1,0

5,0

5,0

11,0

23,0

7,0

6,0

3,0

5,0

4,0

13,0

21,0

7,0

7,0

5,0

9,0

16,0

23,0

12,0

15,0

8,0

3,0

21,0

30,0

22,0

9,0

20,0

9,0

29,0

33,0

27,0

15,0

9,0

25,0

10,0

55,0

21,0

13,0

9,0

3,0

19,0

Как видно из таблицы 2, во всех без исключения социальных классах, включая верхний средний, очень занижена самооценка своего социального статуса – даже среди тех, кто считает себя представителем среднего класса, к верхней половине десятибалльной шкалы себя относят лишь 18%! Это является следствием огромной глубины социальной дифференциации, при которой даже над верхним средним классом высится тончайший шпиль элитных и субэлитных слоев, стиль и образ жизни которых как норма активно насаждаются СМИ, особенно телевидением. В итоге это порождает смещение «точки отсчета» в благополучных слоях населения и рост социальной напряженности в обществе.

Как представляют россияне модель социальной структуры современного российского общества? Выяснить это пытались в наиболее информативной и, одновременно, максимально нейтральной по эмоциональной окраске форме – с помощью графического теста, где респондентам предлагалось выбрать одну из фигур, отражающих возможную модель социальной структуры российского общества, и указать на ней свое место (см. рис. 12).

Рисунок 12

Представления россиян о том, какая модель социальной структуры в наибольшей степени отражает реальную структуру овременного российского общества

 

При всей своей нейтральности, каждая из этих моделей говорит о многом, так как позволяет зафиксировать подсознательные представления россиян о масштабах существующей в обществе социальной дифференциации и сравнительной численности групп, различающихся по их статусу. Первоначально предполагали, что большинство населения выберет вторую, пирамидальную модель, поскольку представление об обществе как пирамиде буквально «с молоком матери» входило в сознание наших сограждан. Более того, в июле 1998 г., когда этот графический тест впервые был применен нами во время общероссийского репрезентативного опроса, именно пирамидальную модель выбрало большинство опрошенных – 56%.

Однако, реальность оказалась несколько иной. Действительно, пирамидальную модель выбрало наибольшее число россиян – 42%. Однако, их оказалось меньше половины, а число их по сравнению с 1998 г. уменьшилось довольно значительно – на 14%. Это значит, что от ходячих образов о структуре общества россияне начинают переходить к формированию основанных на рациональных соображениях представлениям. 

Возможно поэтому свыше трети россиян (36% вместо 32% в 1998 г.) предпочли первую модель, где общество разделено на две никак не связанные между собой части – элиту, определенным образом структурированную внутри себя, и остальное население, также со своей собственной структурой. Выбор значительной частью населения модели общества, где элита полностью оторвана от остальных слоев населения,  свидетельствует об усилении отчуждения основных слоев общества от его «верхушки».

Что касается третьей и четвертой модели, то они предполагают наличие в обществе достаточно большого среднего класса. При этом третья модель, сторонниками которой в 2006 г. были 16% (что, конечно немного, но все же в полтора раза больше, чем в 1998 г., когда ее выбрало лишь 11%),  допускает глубокую социальную дифференциацию, а четвертая модель свидетельствует о достаточно сильной социальной однородности. Причем численность видящих современное российское общества в рамках четвертой модели оказалась очень незначительна (6%). 

Основой выбора модели современного российского общества в 2006 г., как и восемь лет назад, было ощущение человеком собственного места в обществе.

Пересчитывая «средний балл» типичной статусной позиции в рамках каждой из моделей, убеждаемся, что он убедительно демонстрирует, что при выборе модели люди ориентировались на самих себя и самоощущение своего социального статуса. Пирамидальная модель оказалась моделью обездоленных, и средний балл социального статуса составил в ней 7,3 баллов. Первая и третья модели оказались моделями, избираемыми «средним классом», и средний балл социального статуса составил в них соответственно 6,3 и 6 баллов. В четвертой модели средний балл социального статуса составил 4,5, и это была модель, которую избирали в первую очередь наиболее благополучные респонденты.

Таким образом, в общественном сознании в целом утвердилась модель социального устройства современного российского общества, основанная на ощущении собственного статуса, где основная часть населения противостоит его верхушке. В данном случае существует сильная социальная дифференциация, а большинство населения сосредоточено в низших слоях.

Каким хотят видеть россияне наше общество с точки зрения его общественного устройства? Большинство россиян (56%) выбрало четвертую модель, предполагающую достаточно большую социальную однородность – без бедных и богатых. Чтобы исключить спекуляции по поводу «антирыночности», патернализма и т.д. россиян, отметим, что модель общества массового среднего класса без чрезмерной социальной дифференциации была лидером общественных симпатий и в Германии, где за нее как оптимальную модель общественного устройства «проголосовали» 47% опрошенных.

Второй по популярности среди россиян оказалась третья модель – с массовым средним классом, и небольшими низшим и высшим классами. Ее выбрали 24% опрошенных. Третьей с показателем в 16% – пирамидальная модель. И на четвертом месте по предпочтительности с показателем 4% была первая модель, предполагающая противопоставление народа и высших слоев. То есть. модель, которая за прошедшие годы при оценке реалий современного российского общества почти догнала представление об обществе как пирамиде. Она является для подавляющего большинства россиян абсолютно неприемлемой! Отсюда их неудовлетворенность сложившейся системой социально-экономических отношений в стране, а также растущая неудовлетворенность собственным социальным статусом, несмотря на сохранение тех же структурных пропорций основных классов общества и вполне благоприятную, на первый взгляд, ситуацию с доходами и благосостоянием в целом.

Одним из факторов, предопределяющих предпочтительность той или иной модели, является регион проживания. Например, в Москве и Санкт-Петербурге число сторонников модели социальной однородности составляло 42%-45%, и почти столько же было сторонников третьей модели с характерной для нее глубокой социальной дифференциацией. В то же время на Урале и Дальнем Востоке число сторонников общества социальной однородности доходило до 67%-70%. Второй фактор – тип поселения, в котором проживали респонденты. Так, в мегаполисах практически вдвое популярнее, чем в остальных типах поселений, была третья модель, а модель общества социальной однородности пользовалась наибольшей популярностью в поселках городского типа. Впрочем, основные симпатии (от 61% в поселках городского типа до 44% в мегаполисах) во всех типах поселений вызывала все-таки модель общества социальной однородности.

Из традиционно дифференцирующих население по взглядам социально-демографическим факторов (возраст, пол, статус занятости, образование и т.д.) значимым в данном вопросе оказался только уровень образования, да и то только в отношении нюансов распространенности симпатий к той или иной модели. Так, среди тех, кто имел неполное среднее образование, лишь 18% отдавали свои симпатии третьей модели с ее доминирующим средним классом и незначительной численностью низших и высших слоев. В то же время среди лиц с высшим образованием 27% были ориентированы именно на эту модель.

Однако, различия эти невелики, и во всех без исключения образовательных группах большинство отдавало безусловный приоритет модели общества социальной однородности. Учитывая представления россиян о справедливости, в том числе и легитимности в их глазах достаточно глубокой (9-10 раз) дифференциации доходов, это не означает тяги к уравнительности. Однако и воспринимать как нормальную ситуацию, когда перепады доходов даже среди тех, кто попадает в общероссийские опросы, составляют 150 раз, не говоря про доходы настоящего высшего класса, россияне, естественно, не могут. Это, понятным образом, сказывается и на их социальном самочувствии, и на росте социального напряжения в стране, и на представлениях о том, какой тип общества является оптимальным для России.

 

[1] Для сравнения использованы данные исследования «Богатые и бедные в современной России», проведенного ИКСИ РАН в сотрудничестве с Фондом им. Ф. Эберта по общероссийской репрезентативной выборке в 2003 г.

[2] Вопрос предусматривал также возможность отнесения себя респондентом к высшему слою, однако этот ответ в выборке отсутствовал. На рисунке не указаны выбравшие позицию «удовлетворительно».

[3] Для сопоставления использовались данные исследования, проведенного в России в 1999 г. по общероссийской репрезентативной выборке ВЦИОМом в рамках международного сравнительного исследования ISSPSocial Inequality III.

[4] Учитывая как дискуссии о дискриминации лиц старшего возраста в современной России, так и дискуссии о гендерной ассиметрии классовой структуры, отметим, что возрастной и гендерный состав классов был неоднозначным и пестрым, за исключением полярных групп – в низшем классе было 63% женщин (при 56% по массиву в целом), и 55% составляли люди «за 60», а в верхнем среднем 78% были моложе 50 лет и 53% составляли мужчины. Кроме того, в рабочем классе было больше мужчин (57%), что отражает гендерную отраслевую асимметрию, а в нижнем среднем и среднем – женщин (соответственно 57 и 60%). Таким образом, если возрастная дискриминация фиксируется четко, то гендерная выражена достаточно слабо и связана, преимущественно, с большой долей пенсионеров, основную часть которых составляют женщины, в низшем классе.

[5] Для построения модели использовались данные исследования, проведенного в Германии в 2000г. по общенациональной репрезентативной выборке в рамках международного сравнительного исследования ISSP – SocialInequalityIII, любезно предоставленные нам Единым архивом социологических данных. Числовые значения, использованные для построения модели:

  • 1 позиция – 0,1%                                               6 позиция – 21,8%     
  • 2 позиция – 1,0%                                               7 позиция – 14,0% 
  • 3 позиция – 4,9%                                               8 позиция – 7,6%        
  • 4 позиция – 13,2  %                                           9 позиция – 3,0%
  • 5 позиция – 33,1  %                                           10 позиция – 1,3%.

[6] Числовые значения, использованные для построения модели:

  • 1 позиция – 0,2%                                               6 позиция – 7,4%
  • 2 позиция – 1,4%                                               7 позиция – 14,6%
  • 3 позиция – 1,6%                                               8 позиция – 20,5%
  • 4 позиция – 2,8%                                               9 позиция – 25,3%
  • 5 позиция – 6,6%                                               10 позиция – 19,6%.

<<назад 

оглавление

дальше>>