Доклад по социальной политике

<<назад

оглавление

дальше>>

2. Уровень жизни россиян и их «запас прочности» для самостоятельного решения своих проблем

Проанализируем, какова доля россиян, которые должны являться объектом пристального внимания государства при реализации им социальной политики? Действительно ли это большинство населения? Могут ли россияне, и при каких условиях, принять на себя ответственность за решение своих социальных проблем?

Первое, к чему стоит обратиться, – это показатель дохода, ежемесячный уровень которого на одного члена семьи составлял в России в момент опроса, по самооценкам респондентов, в среднем 4679 рублей. При этом 10% населения имели среднемесячный душевой доход ниже 2000 рублей на человека, и еще около трети - от 2000 до 3000 рублей (наиболее типичного для россиян в момент опроса уровня душевых доходов). Если ориентироваться только на эти показатели, то ситуация по сравнению с 2005 г. выглядит значительно улучшившейся.

Как видно из рисунка 5, численность сравнительно высокодоходных групп (от 4000 рублей) несколько выросла и достигла в 2006г. 45% населения, а низкодоходных (менее 3000 рублей) – сократилась. При этом надо иметь в виду, что за этот год выросла стоимость «потребительской корзины», в среднем, по оценкам россиян, прожиточным минимумом в 2006 г. являлась сумма в 4206 рублей, причем ниже этого уровня, судя по данным опроса, находились 60% россиян. Черту бедности россияне не отождествляли с прожиточным минимумом, и проводили ее в среднем на уровне 2420 рублей, т.е. черта бедности от него составляла для россиян 50-60%. Ниже этой субъективной (в отличие от рассчитываемой Росстатом) черты бедности, судя по данным опроса, 20% россиян находились в начале 2006 г.

Рисунок 5

Динамика среднемесячного дохода россиян в расчете на одного члена семьи  в месяц в 2005-2006гг., в %

Общая картина динамики доходов россиян скрывает серьезную региональную и поселенческую дифференциацию. Как и следовало ожидать, в мегаполисах среднемесячные душевые доходы, свыше 9000 рублей, имели более 40% опрошенных, в то время как в селах уровень доходов, даже верхних 20%, находился в диапазоне от 4000 до 9000 рублей.

На уровень доходов респондентов значимое влияние оказывал и их возраст: средние доходы относительно выше в наиболее молодых группах населения – до 30 лет (свыше половины ее представителей имели доходы от 4000 рублей и выше, и лишь треть имела доходы ниже 3000 рублей); в группе «за 60» только каждый пятый имел доходы более 4000 рублей притом, что свыше 60% этой группы имели среднедушевые доходы не более 3000 рублей на человека в месяц.

Нужно учитывать, что различия в доходах определяются не только тем, что россияне пожилого возраста получают меньшую зарплату, а тем, что, во-первых, среди россиян старше 50 лет многие уже пенсионеры (по возрасту или инвалидности), доход которых полностью зависит от выплачиваемых им государством пенсий и пособий. Во-вторых, при равном уровне образования работающие россияне более старших возрастов могут получать более высокие доходы, чем молодежь. Так, среди россиян до 30 лет, имеющих высшее образование, всего 32% имели душевой доход свыше 6000 рублей, а среди россиян с высшим образованием, в возрасте 51–60 лет, эта доля составляла 36%.

Основным источником своего дохода россияне называют зарплату по основному месту работы (79%), пенсии, пособия, стипендии (48%), подсобное хозяйство (27%) – этот источник является наиболее характерным для села. Далее следуют разовые или временные приработки (27%), которые стали более распространены год назад, когда их в качестве трех наиболее значимых для семьи источников доходов отмечали всего 14% россиян, а совместительство – 8%.

Результаты исследования говорят, что вопреки распространенным рассуждениям о пассивности и инертности россиян, они продолжают активно использовать все доступные им способы улучшить свое положение. Для 52% опрошенных в число трех основных источников дохода семьи, помимо зарплат и пенсий, входят и источники дохода, связанные с их дополнительной деятельностью – частные приработки, совместительство, финансовая активность и т.д., а 11% россиян эффективно используют не менее двух из этих источников дохода. Причем эта деятельность связана не столько с реальным уровнем дохода россиян (во всех доходных группах она распространена практически одинаково), а с состоянием местных рынков труда. Максимально она развита в мегаполисах, где, без учета подсобного хозяйства, дополнительные виды доходов имеют 45% их жителей, минимально – в малых городах и селах (30%). Это говорит о том, что «слухи о пассивности россиян сильно преувеличены». Готовность населения нашей страны к активным самостоятельным действиям для решения своих материальных проблем очевидна. Другое дело – насколько эти действия экономически эффективны применительно к условиям современной России.

Рисунок 6

Динамика распространения различных способов, которые использовали россияне, чтобы изменить свое материальное положение в лучшую сторону, в 2000-2006 гг., в %[1]

* Данная формулировка в опросе 2000 г. отсутствовала.

Как видно из рисунка 6, на протяжении последних лет россияне активно использовали самые разные возможности улучшения своего материального положения. При этом наметилось сокращение «кризисных» и относительно малоэффективных способов улучшения материального положении, прежде всего, занятости  в подсобном хозяйстве (она перестала рассматриваться частью горожан как способ улучшения своего материального положения) и разовых приработков. Эти способы и сегодня занимают почетное 3 и 4 место (сразу после зарплаты и пенсий) в списке трех основных источников доходов россиян. И хотя в этом списке они фигурируют лишь у трех из пяти их использующих, об их значимости по сравнению с другими источниками доходов от занятости говорит то, что доходы от совместительства фигурируют в числе основных источников дохода лишь у каждого шестого из тех, кто использует совместительство у себя на работе или в другом месте. Разовые и временные приработки – это, как правило, теневые формы занятости. Но роль социального амортизатора они продолжают выполнять довольно успешно.

Исследование показывает также достаточно устойчивые показатели тех, кто ничего не предпринимает, поскольку не ощущает в этом необходимости (5%-8%) и тех, кто не способен ничего сделать для улучшения своего положения (12%-15%). Учитывая, что среди представителей последней группы 77% были старше 50 лет, в том числе 51% – старше 60 лет, 40% имели плохое здоровье и лишь 8% - хорошее, вряд ли можно рассматривать их позицию как иждивенческую, в этом случае речь может идти о принадлежности их к объективно слабым социальным группам.

По результатам исследования три четверти россиян имеют в собственности квартиру или дом, 28% – дачу или участок с домом, 24% – гараж, 16% – садово-огородный участок, 14% - земельный пай или землю, 3% – второе жилье, 2% – место на коллективной стоянке, 7% – домашний скот. Три четверти россиян теряют право на признание их малообеспеченными согласно новой методики, определяющей право на льготы, дотации и субсидии и предусматривающей отсутствие в собственности домохозяйства недвижимого имущества сверх некоего минимального установленного стандарта.

Необходимо заметить, что основная масса россиян, формально имеющих право претендовать на льготы, в силу отсутствия у них значимого имущества, не являются малообеспеченными по признакам среднедушевых доходов. Более того, они практически не отличаются по уровню своего благосостояния от средней по России картины, и, видимо, отсутствие у них в собственности недвижимости является скорее следствием неких психологических особенностей и пристрастий, чем материального положения как такового. По представлениям россиян, ниже черты бедности (т.е. 2420 рублей) находятся из них 23%. Из тех, кто оказывается за чертой бедности по доходам, лишь 30% получают право считаться малообеспеченными согласно новой методики. А это значит, что заимствованный из практики западноевропейских стран принцип наличия недвижимости как блокирующего фактора при принятии решения о присвоении домохозяйству статуса нуждающегося идет вразрез со сложившимися российскими реалиями и может принести в условиях современной России больше вреда, чем пользы.

Каково же соотношение доходов россиян и их реального уровня жизни? В российских условиях показатели дохода всегда носят достаточно спорный характер. Региональная дифференциация стоимости потребительской корзины, значительное занижение многими респондентами своих доходов, большой объем межсемейных трансфертов, специфика расходов домохозяйств (имеющих или не имеющих в своем составе тяжелобольных людей, маленьких детей, школьников старших классов и т.д.) и многие другие факторы приводят к тому, что реальный уровень жизни домохозяйств и их уровень доходов – явления в значительной степени разного порядка, то есть живущие в реальной бедности люди не всегда имеют наименьшие доходы и наоборот. В связи с этим практически невозможно учесть эти факторы при формальной процедуре определения нуждаемости граждан в социальной защите. На наш взгляд, при определении приоритетов и основных направлений реформы социальной политики, необходимо учитывать и реальное несовпадение уровня доходов и реального уровня жизни, проводить оценку того, как скажутся те или иные мероприятия социальной политики на наиболее депривированных, а не просто низкодоходных группах. Особенности уровня жизни, позволяющие россиянам оценивать свое материальное положение как хорошее, удовлетворительное или плохое, дают возможность выделить среди россиян основные слои или страты, различающиеся не просто уровнем их дохода, но уровнем и качеством их жизни в целом.

Для проведения такого рода анализа был использован специальный индекс уровня жизни, разработанный учеными ИКСИ РАН в 2003 г.[2], и рассчитанный для состояния российского общества в этом же году на основании данных исследования «Богатые и бедные в современной России», в 2005 г. – «Собственность в жизни россиян: мифы и реальность» и в 2006 г. – на основании данных описываемого исследования. Как показали результаты этих исследований, население России распределяется на 10 страт, уровень и качество жизни которых принципиально различны. В целом картина распределения россиян по этим стратам и динамики их численности за последние 3 года выглядит следующим образом (см. рис. 7):

Рисунок 7

Численность различных страт российского общества в 2003, 2005 и 2006 гг., в %

Как видно из рисунка 7, модель стратификации российского общества по большинству страт за три года практически не изменилась. Это свидетельствует  о том, что она уже сформировалась и приняла устойчивые формы. В рамках этой модели нижние две страты (1 и 2) – это люди, находящиеся по их реальному уровню жизни за чертой бедности. Третья страта носит промежуточный характер и объединяет россиян, балансирующих на грани бедности, то сползающих за эту грань, то немного поднимающихся над ней. Четвертая страта соответствует уровню малообеспеченности, и в этом плане особую тревогу вызывает тот факт, что единственное значимое изменение в численности страт за последнее время связано со «сползанием» части представителей
4 страты в состав 3, что является наглядным свидетельством исчерпания у части малообеспеченного населения России ресурсов для самостоятельного поддержания определенного уровня жизни. При этом в силу реформирования социальной политики по принципу усиления «адресности» именно эта страта теряет все права на получение помощи. 9–10 страты объединяют тех, кто, с точки зрения подавляющего большинства россиян, может считаться богатым. Страты с 5 по 8 – это средние слои, благосостояние которых имеет значимые различия между собой, но которые в любом случае не являются объектом социальной помощи, хотя и выступают объектом социальной политики – например, все меры, связанные с развитием ипотеки в стране, даже в случае их максимально успешной реализации, затронут только эти страты.

Таким образом, почти 40% россиян (что на 5% больше, чем в 2003 г.) находится сейчас либо за чертой бедности, либо на этой черте, и при малейшем ухудшении макроэкономической ситуации окончательно сползет за черту бедности. Они и должны выступать, в первую очередь, объектом социальной помощи, которая должна оказываться в различных формах (подробнее об этом будет сказано в разделе доклада, посвященном проблемам бедности). Около четверти россиян находятся в состоянии малообеспеченности, и хотя государство пытается полностью исключить их из сферы активной социальной политики (за исключением предоставления в рамках новых, «урезанных» госстандартов бесплатных услуг образования и здравоохранения), учитывая их реальный уровень жизни и начавшееся «сползание» представителей этой страты в категорию балансирующих на грани бедности, подобная политика представляется по меньшей степени недальновидной. Около трети населения может, хотя и с некоторой долей условности, считаться российским аналогом формирующегося среднего класса, и как раз по отношению к нему общая концепция реформирования социальной политики, согласно которой государство создает условия для самостоятельного решения гражданами своих социальных проблем, но снимает с себя ответственность за прямое их решение (например, развитие ипотеки вместо бесплатного предоставления жилья всем нуждающимся, развитие системы образовательных кредитов вместо развития системы бесплатных образовательных услуг и т.д.), может оказаться эффективной в случае грамотной ее реализации. И, наконец, верхние пять процентов, которых россияне считают богатыми, хотя на самом деле это, скорее, верхний средний класс, уже и сегодня все свои социальные проблемы, включая жилищную, достаточно успешно решают самостоятельно.

Чтобы понять, насколько обоснована такая оценка, рассмотрим некоторые характерные особенности жизни представителей различных страт российского общества. Начнем с недвижимости. В низшей страте лишь 41% россиян имеет жилье со всеми удобствами (водоснабжение, канализации, центральное отопление и т.д.), а 27% (при 12% по массиву в целом) – не имеет жилье и никаких коммунальных удобств. Учитывая, что 48% (при 26% по массиву в целом) представителей этой страты составляют сельские жители, это не удивительно. Но это не просто сельские жители, а самое «дно» российской деревни – не случайно в этой, наиболее «сельской» страте домашний скот имеют всего 3% при среднем показателе по массиву в 7%. А это значит, что только каждый шестнадцатый житель села, относящийся к этой страте по своему уровню жизни, имеет скот.

Во 2 и 3 страте растет доля горожан и ситуация в плане оснащенности жилищ коммунальными удобствами несколько улучшается, но ненамного – лишь 60%-61% имеют жилье со всеми удобствами и 16%-19% - вообще без всяких удобств. В целом же 60% проживающих в жилье без всяких коммунальных удобств (при доле среди россиян в целом в 12%)– это представители трех нижних страт. Доля селян здесь тоже относительно выше, чем по массиву в целом, но и у них показатели наличия домашнего скота меньше, чем по массиву.

Неблагополучное положение характеризует и тип жилья, которое занимают представители трех нижних страт. Среди тех, кто проживает в общежитии или служебной квартире, снимает жилье или живет в коммунальных квартирах их представители составляют около 60% (причем доля сельчан из этой страты, проживающих в данных типах жилья, прежде всего в общежитиях, составляет около 30%, 27% имеют лишь часть дома и только около 40% имеют отдельное жилье – дом или квартиру). Таким образом, низкое качество этого жилья не позволяет рассматривать его как капитал, хотя более чем в 60% случаев занимаемое ими жилье является собственностью представителей трех нижних страт.

Кроме того, в отличие от остальных россиян большинство представителей трех низших страт не имеют в собственности никакой недвижимости, кроме той, в которой они проживают (см. рис. 8). А это значит, что если выше мы говорили о том, что доходы не демонстрируют ярко выраженной связи с уровнем жилищной обеспеченности и наличием другой недвижимости, то при принадлежности к стратам, различающимся их уровнем жизни, этого сказать нельзя. Напротив – связь эта прямая и отчетливая, но нынешней социальной политикой, в силу особенностей методик определения нуждаемости, не учитываемая.

Рисунок 8

Доля не имеющих в собственности какой-либо недвижимости помимо жилья, в котором они проживают, в составе различных страт, выделенных по их уровню жизни, в %

Как видно на рисунке 8, на общем фоне резко выделяется низшая страта, подавляющая часть которой (77%) не имеет в собственности помимо жилья никакой недвижимости.. Более половины составляют лица, не имеющие никакой недвижимости, и во 2-3 стратах, хотя значительная их часть помимо собственного жилья обычно располагает недвижимостью (в основном это садово-огородный участок без дома и, реже, с садовым домиком). В четвертой страте происходит своего рода перелом, но наиболее благополучной оказывается ситуация в 6 страте и выше. Мало того, что доля тех, кто не имеет никакой недвижимости, помимо собственного жилья, в этих стратах резко сокращается, параллельно и резко возрастает число тех, кто имеет 2 и более вида недвижимого имущества плюс к своему жилью (от 42% в 6 страте до 60% в 10). Да и само жилье в этих стратах лучше и по качеству (в среднем 85% их представителей имеют жилье со всеми удобствами и только 3%-5% без всяких удобств), и по типу (не менее 97% имеют отдельное собственное жилье), и по размеру (40 и более процентов имеют на человека больше 18 метров и лишь 1%-2% имеют 6 и менее метров на человека). А это значит, что только в 6-10 стратах, составляющих в общей сложности почти четверть населения России, есть некоторый ресурс в виде собственности, позволяющий рассматривать его как «запас прочности». Ресурс, позволяющий при благоприятных условиях (например, социальной, а не коммерческой ипотеке), решать социальные проблемы, требующие серьезных расходов.

В целом, анализ обеспеченности недвижимостью представителей различных страт наглядно показывает, что и в российских условиях наиболее депривированная часть населения (в отличие от просто низкодоходной) имеет гораздо худшую ситуацию, чем остальные россияне, и в этом плане ситуация не отличается от той, которая имеет место, например, в Западной Европе. Однако, в силу исторических особенностей России, даже в наиболее бедной страте, большинство имеет в собственности либо жилье, пусть и некачественное, либо другую недвижимость. Таким образом, для России пока еще характерен более глубокий, чем для Западной Европы, разрыв между доходной и имущественной обеспеченностью. И в этой связи переносить на российские условия западные методики определения нуждаемости не только методически неверно, но и очень вредно по своим социальным последствиям. В российских условиях их применение может означать лишь окончательный подрыв ресурсной базы представителей беднейшей части населения – ведь никакого реального дополнительного экономического ресурса в случае продажи принадлежащей им недвижимости (например, садово-огородного участка в 3 сотки где-нибудь в райцентре), мешающей им считаться нуждающимися, большинство российских бедных не получит, а возможности самообеспечения продуктами при этом лишится.

Рассмотрим следующий важнейший вопрос, связанный с «запасом прочности» россиян и особенностями его у представителей различных страт – о финансовых ресурсах. Есть ли вообще у россиян свободные средства и как они предпочитают распоряжаться ими в случае их наличия (см. рис. 9).

Как видим, большинство россиян весной 2006 г. не имели свободных денежных средств. При этом приоритеты остальных выявились достаточно четко, и безусловными лидерами финансовой активности населения были неорганизованные сбережения (преимущественно в рублях), покупки товаров длительного пользования и инвестиции в человеческий капитал (расходы на образование).

Рисунок 9

Как россияне предпочитают распоряжаться свободными деньгами, в % (допускалось несколько  ответов)

Насколько устойчивы эти приоритеты в той части, которая относится к чисто сберегательному поведению (см. рис. 10).

Рисунок 10

Динамика основных видов сберегательной активности населения в 2005-2006 гг., в %

Как видно из данных, представленных на рисунке 10, в целом модель финансовой активности населения достаточно устойчива. Рост доходов населения в той их части, которая не была направлена на текущие потребительские нужды семьи, в основном коснулся прироста вкладов в Сбербанке. Другие виды финансовой активности (прежде всего, покупки наличной валюты, вызванной взятым Центробанком курсом на рост котировок рубля) несколько потеряли в популярности, и похоже,  что проблема надежности в большей степени начинает сегодня волновать россиян, чем получение прибыли от своих сбережений. Во всяком случае, три основных вида инвестиционной активности (вклады в коммерческих банках с выгодными процентами, инвестиции в землю и недвижимость, и использование возможностей фондового рынка) набрали в сумме втрое меньше приверженцев, чем год назад. Таким образом, часть населения под влиянием меняющихся обстоятельств начинает постепенно пересматривать свои финансовые стратегии.

Это, разумеется, касается в первую очередь той части населения, которая имеет финансовые средства сравнительно небольшого объема, поскольку люди, распоряжающиеся крупными суммами, имеют несколько отличающиеся от остального населения модели финансовой активности (как сберегательной, так и кредитной).

Учитывая ситуацию с наличием свободных денег, рассмотрим теперь краеугольный для определения «запаса прочности» россиян вопрос – о динамике наличия у них сбережений, причем как положительных – в форме собственно сбережений, так и отрицательных – в виде долгов (см. рис. 11).

Рисунок 11

Динамика положительных и отрицательных сережений среди россиян в 2003-2006 гг., в %

Как видно на рисунке 11, за исключением одного параметра – невыплаченных полностью банковских кредитов, картина как положительных, так и отрицательных сбережений у россиян достаточно устойчива. При этом лишь 5%-6% россиян имеют сбережения, достаточные для того, чтобы прожить на них не менее года. Еще 17%-19% имеют только небольшие сбережения. Такое положение дел свидетельствует о том, что при любом серьезном потрясении не менее трех четвертей россиян могут оказаться в очень плачевном состоянии. У населения России сейчас практически нет необходимого «запаса прочности», экономических ресурсов, которые могли бы подстраховать их при неудачном стечении обстоятельств вне зависимости от того, будут ли связаны эти обстоятельства с их личными проблемами или с очередным экономическим кризисом макроэкономического характера.

Более того, если посмотреть, кому принадлежат эти сбережения, особенно – позволяющие жить на них не менее года, то становится ясно, что они вообще практически не выполняют функцию страхующего ресурса, так как принадлежат тем, кто итак занимает стабильное и прочное положение в обществе и в большей степени застрахован от резкого спада уровня жизни даже в случае каких–либо радикальных изменений в их судьбе. Достаточно сказать, что сбережения, на которые можно жить не менее года, начинают встречаться лишь начиная с 5-ой страты, а ощутимо представлены лишь в верхних стратах (8-10), где их имеют от 20% до 90% соответственно. Мелкие сбережения начинают относительно массово присутствовать только с 5 страты.

Что касается низших страт, то любое финансовое поведение у них практически отсутствует – сбережения им делать не на что, а в долг, видимо, уже никто не дает. Во всяком случае, в двух нижних стратах три четверти не имели в 2006 г. ни долгов, ни сбережений, а остальные имели долги. В 3 страте сбережения и долги отсутствовали почти у двух третей, четверть имела только долги, а остальные – в основном мелкие сбережения. В 4 страте сбережения присутствовали уже у 15% россиян, долги – у 30%, но более половины ее представителей не имели ни положительных, ни отрицательных сбережений. В данной страте отсутствует всякий «запас прочности», она полностью выпадает из программ помощи при реформировании социальной политики, но, одновременно, не может самостоятельно решать свои проблемы из-за ситуации на местных рынках труда и нищенской заработной платы. Реально активное финансовое поведение начиналось только с 5 страты, где 27% россиян имели сбережения, 4% – сбережения и долги, 37% – только долги и 32% – не имели ни долгов, ни сбережений.

Отсутствие у россиян «запаса прочности» подтверждается не только тем, что основная часть населения не имеет сбережений, но и тем, что вплоть до 9 страты россияне в достаточно массовом масштабе (от 20% до 37% в различных стратах) имеют задолженности различного характера и объема (доля населения, имеющего те или иные виды долговых обязательств, составляет, по результатам исследования 2006 г., 31% всех опрошенных и практически равна ситуации в 2005 г., когда она составляла 32%). Таким образом, у подавляющего большинства населения не только нет страхового ресурса в виде сбережений, но их ситуация дополнительно отягощается имеющимися у них долгами.

На первый взгляд при этом представляется странным наличие одновременно и долгов, и сбережений у довольно значительной доли россиян. Однако большую часть этих долгов (62%) составляют долги, связанные с потребительским кредитованием, развитие которого сыграло очень негативную роль в контексте проблематики социальной политики и в частности, социальных реформ. Дело в том, что в российских условиях потребительское кредитование выступает не столько способом рационализации экономического поведения, сколько возможностью купить в принципе недоступную без него вещь, не слишком задумываясь о том, какой ценой придется отдавать взятый кредит. То есть, в современных российских условиях потребительское кредитование выступает для большинства населения в роли волшебной палочки, обеспечивающей выполнение пожеланий.

В этой связи важно понять как под воздействием новых открывающих возможностей, предоставляемых финансово-кредитными учреждениями, видоизменялась структура потребительских расходов россиян в целом и удовлетворения значимых социальных потребностей – в частности.

Рисунок 12

Динамика некоторых видов расходов россиян в 2003-2006 гг., в %

Как видим, бурное развитие потребительского кредитования[3] привело к серьезным деформациям и без того далекой от рациональной структуры удовлетворения россиянами своих значимых социальных потребностей. Таким образом, относительное улучшение положения части россиян в последние годы, проявляющееся в росте их имущественного потенциала, привело к тому, что качество их жизни при этом, наоборот, ухудшилось. Это, разумеется, не означает, что развитие потребительского кредитования «плохо» или «нецелесообразно». Однако, развитие форм потребительского кредитования, предполагающих возможность покупки в кредит телевизора или мобильного телефона прямо в магазине, рядом с полкой, где стоит понравившаяся вещь, должно, по крайней мере, сопровождаться развитием аналогичных (в смысле доступности и простоты оформления) форм кредитования на образовательные, медицинские, рекреационные цели. Когда потребительское кредитование развивается однобоко, и простота получения кредита на покупку товаров сопровождается сбором кучи справок, подписями поручителей и т. д. для получения образовательного кредита или кредита на неотложные нужды, то результатом оказывается не рост благосостояния населения, а деформация структуры его потребления. Деформация, очень опасная по своим социальным последствиям, т. к. она сразу «бьет» по качеству человеческого капитала страны.

Впрочем, данные 2006 г. демонстрируют своего рода отрезвление, которое наступает у россиян по поводу потребительского кредитования и спад интереса к нему. Так, если в 2005 г. собирались взять потребительский кредит 21%, то в 2006 г. потребительский кредит планировали взять уже всего 6% опрошенных. При этом собирались взять кредит на социальные цели в 2006 г. уже 5% (вместо 3% в 2005 г.), в т.ч. ипотечный – 2%. Таким образом, при понижающемся показателе стремления получить кредит для покупки предметов длительного пользования, в самое последнее время наблюдается рост интереса к кредитованию на социальные нужды, но в любом случае речь идет о считанных процентах населения, и эта тенденция заведомо не может стать в ближайшем будущем основой нового типа социальной политики, при которой, пользуясь рыночными инструментами, большинство населения самостоятельно решает возникающие у них социальные проблемы. Учитывая данные о «запасе прочности» россиян (как в смысле имеющейся собственности, так и в форме свободных денежных средств), а также их отношение к различным видам кредитования, понятно, что рассчитывать на массовую готовность россиян в ближайшем будущем принять на себя полную ответственность за решение своих социальных проблем, в принципе невозможно.

Но, может быть, настороженное отношение россиян к социальному кредитованию и отсутствие у них свободных денежных средств, которые можно было бы направить на решение своих социальных проблем, связано не с объективной невозможностью, а с отсутствием навыков рационального распоряжения имеющимися средствами или неумением правильно выстраивать системы приоритетов своих расходов. Не сбрасывая со счетов полностью эти соображения (поскольку и то, и другое имеет место), рискнем утверждать, что главная причина отсутствия у них финансовых средств заключается не в этом.

Достаточно сказать, что 62% россиян, которые нуждались в медицинской помощи, не смогли получить ее из-за нехватки денежных средств. 41% – не представляли, где взяли бы деньги на необходимую платную операцию (и только 14% – обошлись бы при этом своими силами). Только 16% россиян оценивали весной 2006 г. как хорошие возможность приобретения необходимой им одежды и 25% – считали, что их питание может оцениваться как хорошее. 24% россиян за последние 7 лет не смогли купить в дом ни одного (!) предмета длительного пользования, и еще около 10% приобрели за это время всего 1 предмет.