Блестящий ХIХ – трагический XX?

Блестящий ХIХ – трагический XX?

Яницкий Олег Николаевич, Институт социологии РАН

Валентин Серов, Михаил Нестеров, Исаак Левитан, Лев Толстой, Иван Бунин, этот ряд великих – отличительная черта нашей истории и культуры. Как бы ни пытались наши оппоненты представить нашу историю «медвежьей» или «заимствованной», эти и десятки других имен опровергают эту концепцию. Но в XX веке сложился другой ряд: А. Солженицын, В. Быков, В. Астафьев, А. Адамович, С. Алексиевич. Их творчество – это процесс осмысления трагического  XX века. Нет, я не перепутал даты и эпохи, потому что первые были отражением одной культурной эпохи, тогда как вторые – последующей. Да, и Лев Толстой, и Александр Куприн были не только участниками войн, но и создателями архетипов их героев и рядовых участников. Художники В. Серов, М. Нестеров, И. Левитан и многие другие того времени сохранили для нас архетипы людей и природы той эпохи. Были ещё В. Верещагин и другие баталисты, но обертон их свидетельств об ужасах и бессмысленности войны все же был оптимистическим, или, во всяком случае, – подавал надежду на лучшее будущее. Верещагин, объездив почти весь мир, одним из первых русских художников ощутил его хрупкость, его конечный масштаб. Поэтому его живопись была гражданским посланием, адресованным не только России, но и всему миру.

Обертон творений имён второго ряда, то есть работ наших выдающихся современников, гораздо более трагический. И они нам говорили и говорят не только о величии «веры», «подвига» и «долготерпения», но и о бессмысленной жестокости массовой гибели людей, уничтожении сделанного их трудом добра, деградации природы, о том, что эти экологические, социальные и культурные потери невосполнимы. Раньше я много раз бывал в Белоруссии, там живут мои родственники, и всякий раз в приветливости и радушии всех, с кем я встречался, сквозила тревога: «то, что было, ужасно, и оно не должно повториться».

Но вернемся к первому ряду. После каждой встречи с каждым из них я остро ощущаю убогость и «одномерность» нашей технотронной цивилизации. Она не возвышает, а подчиняет, культивирует во мне чувство ничтожной малости моей вредоносной «песчинки» в гигантском хорошо отлаженном механизме «информационной мегамашины». Она может вполне обойтись без меня, как и без миллионов других, столь же «бесконечно малых» человеческих величин. И чем больше СМИ нам повествуют об успехах очередного адронного коллайдера, тем чаще я пытаюсь понять, а что это даст мне, другим, миру? Не есть ли он предтеча (или, еще хуже, необходимый инструмент) новой мировой войны? И что в результате? «Слово», «Картина», «Размышление» – это ряд понятий уходит в прошлое, их вытесняют из нашего сознания «Выкрик», «Треск» и бесконечная череда картинок «Ужасов».  Я написал все эти термины с большой буквы, потому что для меня они не просто семантические знаки, а архетипы нашей современности. Прошлое вытесняется настоящим, индивидуальная и социальная память укорачиваются. Некоторые мои коллеги-социологи уже возвели «картинку» текучей современности в методологический абсолют, заявляя, что надо изучать только повседневность, потому что кроме нее ничего нет. Примеры? О разрушении Пальмиры вспомнили только тогда, когда её уже начали разрушать.  Но ведь когда десять лет назад американцы громили Ирак под лозунгом «защиты демократии», кто им мешал спасти уникальные памятники мировой истории и культуры? Где же было тогда их высокоточное оружие? Где были тогда западные ревнители «демократии» с их богатыми частными фондами? Или культурные ценности – только для избранных, а ковровые бомбардировки – для всех остальных?

Но спустимся с теоретических высот на землю. По некоторым прогнозам, в ближайшие 15-20 лет в большие города России из её сел и малых городов переберутся еще 30-40 млн. человек. Эти люди искали и будут искать не «высот мировой культуры», а хлеба насущного и минимальной стабильности для себя и своих близких. Что же будет с малыми городами глубинной России, некоторые из которых уже реабилитировать невозможно? Повторяется (уже в который раз в истории нашей страны) процесс «укрупнения» (оптимизации, централизации и т.п.). Говорят, что это процесс неизбежный. Повторю еще раз слоган Рене Дюбо: «Храните хранителей!». Если они уходят, среда, природная, социальная, культурная, частью которой они были, неминуемо деградирует. Только те, кто так считает, забывают про «человеческий фактор».

На днях еще раз смотрел две передачи по ТВ: старую – о городе Мышкин и его людях по каналу «Спас» и повтор очень давней встречи с читателями писателя Виктора Астафьева по каналу «Культура». Живет в Мышкине удивительный человек, Владимир Александрович Гречухин, о его упрямой деятельности (иного слова не подберу) на благо своего города я писал еще в конце 1980-х гг. Сегодня Гречухин, краевед, почетный гражданин города, заслуженный деятель культуры, председатель районного общественного собрания, член Всероссийского клуба малых историко-туристических городов.  В его работе – самые разные инициативы, вплоть до создания районного историко-культурного региона с центром в его родном городе. Но для меня Гречухин, прежде всего, энтузиаст, активист, альтруист! Человек, уже много лет подряд, пекущийся о благе своего города и его жителей.

Гречухин сотоварищи пошел одновременно и вширь, и вглубь. Вширь, убеждая местное, а потом и региональное и областное начальство, в социальной практической значимости истории вообще и исторической памяти «места». Тем самым развенчивая миф неизбывной косности местных властей. Вглубь, потому что, собирая по крупицам историю г. Мышкина, Гречухин вовлекал в эти поиски всё новых людей. И за четверть века своей подвижнической деятельности добился-таки своего: Мышкин стал не только притягательным центром историко-культурного туризма, постепенно догоняя города-памятники «Золотого кольца». Но своим личным примером Гречухин показал окружающим силу «единицы», которая постепенно превращаясь в мощную гражданскую инициативу, реально спасла город от вырождения. Оказалось, что «макро-статика» и «микро-динамика» не противоречат друг другу, если хорошенько поискать и постараться. Оказалось также, что не только пресловутые «инвестиции», но и целенаправленные усилия, опыт и самые разные знания-умения местных активистов, тоже капитал. Капитал, который от его «употребления», не только не сокращается, но, напротив, возрастает. В стране этот капитал серьезно сократился, но он все же еще существует. Конечно, для возрождения моногородов нужны инвестиции, но и без энтузиазма «местных» граждан деньги могут опять уйти  неизвестно куда.

Виктор Петрович Астафьев (1924 – 2001 гг.) известен куда более широко, хотя ТВ «картинка» уравнивает малое с большим, создавая, как утверждают культурологи, «коллажное сознание». Но для меня и, надеюсь, для многих других, эти два человека одинаково важны. Важны потому, что они — патриоты своей страны, включая свою «малую Родину». Что они сохраняют память о прошлом, каким бы разным оно ни было. Потому что они доказали делом, что работать и приносить пользу своей стране можно не только живя в столицах, но и российской глубинке. В той давней встрече на ТВ Астафьев (он жил тогда в Вологде, а позже вернулся в свое родное село Овсянка, что в Красноярском крае) назвал себя «провинциальным писателем», потому что там, в провинции, сказал Астафьев, можно работать! Прав был наш великий поэт: «Служенье муз не терпит суеты…». Оказывается, что даже в наш глобальный век «единица» вовсе не «ноль». Память о прошлом и упорный каждодневный труд – великая сила преодоления. Это – не громкие слова, перечитайте еще раз «Последний поклон» Астафьева, и вы поймете, о чем я говорю.

P.S. Недавно в кулуарах одного из заседаний я был назван «преуспевающим блоггером», или кем-то подобным. Прекрасный титул, потому что сегодня и писатель, и научный работник – это не только исследователи, но также просветители, распространители знаний, в том числе знаний о прошлом страны и её людях. Напомню, что в конце жизни А.И. Солженицын не только объехал ряд малых городов срединной России, но и создал некий новый писательский жанр: «крохотки». Что ж, для узкого профессионала блоги – это тоже малый жанр, не позволяющий ему превратиться во «флюс», как говорил Козьма Прутков.

12.10.2015