Интегральная глобалистика

Яницкий Олег Николаевич, Институт социологии РАН

Интегральная потому что она сложная, комплексная, системная и т.д., поэтому только социологическим инструментарием здесь не обойтись. Но глобалистика дисциплина интегральная еще и потому, что ее предмет имеет локально-глобальный, точнее, локально-региональный-кластерный-глобальный характер. Мы как-то очень быстро, но зачастую поверхностно, схватываем всякий новый тренд, не очень-то обращая внимание на то, что прошлое никуда не делось. Как настаивал Ульрих Бек, «История возвращается!». И не только возвращается, но соседствует (соединяется, интегрируется) с современностью. Нас, жителей мегаполисов, убаюкивает мысль, что все можно сделать с помощью Интернета, не выходя из комнаты. И даже «воевать» не слезая со стула, недаром в повседневный оборот вошел термин «диванные войны»: сиди и смотри!

Но как только мы спускаемся на землю (в прямом смысле), эта иллюзия испаряется. Реакция коллег на мою новую интернет-книгу «Причины и следствия современной войны: взгляд социолога» (2015 г.) была никакой или снисходительной: пусть его, видно экология ему надоела. Никаких обид, но попробую обратиться к мнению профессионала. Возьмем статью А. Шарковского «Пристальный взгляд на Восток» (Независимое военное обозрение, 2015, 25 сентября, с.1, 4, 5). Сразу выясняется, что привычных уху социолога оппозиций «мы—они», «свой—чужой» в ней нет. Это не «фронт» и не «театр военный действий», а какой-то клубок акторов разной силы, интересов, масштаба, внешней зависимости, степени организованности и локализации, агрессивности, радикальности и т. д. Впрочем, судите сами.

Есть привычные геополитические оппозиции типа Запад-Восток, США-Россия, арабский мир и Запад, «Дамаск и Вашингтон», «коалиция» и ИГ, и др. Но пойдем далее: «Есть реальные политические коллективные игроки, имеющие в своем распоряжении вооруженные силы, такие как официальный Дамаск (Башар Асад), шиитское правительство и шиитская армия Ирака (Багдад), Курдистан иракский и сирийский…, Исламское государство, …а есть политические игроки, не имеющие реальной вооруженной опоры». Однако  «обстоятельства сложились так, что арабский мир и Запад поддерживают именно эти аморфные оппозиционные формирования, не имеющие опоры в виде вооруженных сил». Речь идет о Сирийском национальном совете и Национальной коалиции сирийских революционных и оппозиционных сил. То есть повстанцы, условно объединенные «в некоторую структуру под названием Свободная сирийская армия (ССА)» (с. 4). Особую роль в этом конфликте играют ополченцы. Далее, А. Шарковский указывает на существование сегодня, по меньшей мере, пяти «фронтов»: Северного, Восточного, Западного, Центрального и Южного. Но он тут же подчеркивает, что эти «фронты» в «своем большинстве являются местным суннитским ополчением, то есть, привязаны к конкретной местности, и лишь незначительная их часть мобильны и только пользуются поддержкой местного суннитского населения» (с.4).

Но и это не все теоретические инструменты, которые использует автор. Шарковский говорит о «реальных политических игроках» в регионе, подразумевая под этим интегральную силу политического лидера, наличия у него военной силы, поддержки части христианского населения, а также участие сторонних боевиков (с.4-5). Есть еще и такие понятия как  страны Персидского залива, Иран, Израиль, а есть и политически-значимые фигуры, СМИ, правозащитные и другие гражданские организации и т.д. Президент РФ В.В. Путин сказал, что «…необходимо возобновить предметное обсуждение  темы создания в Евро-Атлантике системы единой и неделимой безопасности» (с.4). Нельзя сбрасывать со счетов и сотни тысяч беженцев из данного региона. Пока это «молчащий» социальный актор, но рано или поздно, он заговорит! Наконец, важным игроком является сама среда, в которой разворачивается этот конфликт. Одно дело, когда борьба идет в городах и урбанизированных районах, и другое, когда «военные действия в Сирии (и Ираке) идут в густонаселенных районах и вдоль дорог. Главную проблему составляют именно густонаселенные районы» (с. 5). А некоторые этносы, например, черкесы или друзы, нацелены «только на оборону мест своего плотного заселения» (с. 5). Поэтому еще одна задача заключается в том, что ситуация усугубляется «еще и тем, что многочисленные разновеликие поселения шиитов, суннитов, представителей других конфессий располагаются вперемежку, поэтому, прежде чем провести границу между ними, надо урегулировать очень много неразрешимых противоречий» (с. 5). А ведь есть еще и полевые командиры… «Неразрешимые противоречия» – оговорка? Думаю, что нет. Данное противоречие неразрешимо только в определенном социально-политическом или конфессиональном контексте. «Значит, нам куда дорога»? Верно, необходимо вхождение в длительный переговорный процесс. Включая и народную дипломатию.

Какие можно сделать выводы? Первое, речь идет именно глоболокальной системе взаимодействий, из которой нельзя «вынуть» ни одного элемента. Напротив, со временем число игроков может возрасти, и их совокупная сила может изменяться. Второе, сегодня в этом конфликтном узле есть игроки главные, второстепенные и подчиненные, есть и сторонние наблюдатели. Но это только сегодня, потому что завтра ситуация может измениться. Год-два назад «Исламское государство» оценивалось как региональная сила, а сегодня  оно «превратилось в угрозу мирового масштаба» (с. 4). Третье, каждый из этих «игроков» имеет за спиной молчаливую поддержку других сил, одни из которых уже ясны, а другие еще не обнаружили себя. Четвертое, само содержание понятия «игрок» может со временем изменяться: это может быть государство или их союз, регулярная армия, военно-техническая поддержка, автономное военизированное формирование, ополченцы и просто вооруженные жители какой-то местной общины. Не забудем и о множестве вполне действенных сегодня международных организациях. Пятое, «театр военных действий» на Ближнем Востоке есть лишь часть «глобального «геополитического театра». Шестое, политики и политологи все чаще задумываются об «эффекте бумеранга», то есть о воздействии такого конфликта на страны и регионы, их жизнь и безопасность. Современный мир не только сжался, но и стал гораздо более уязвимым. Седьмое, никто не знает наверняка, какое оружие («мягкую силу» или «летальное») может применить каждая из сторон. Таким образом, эта глоболокальная конфликтная ситуация носит динамичный и вероятностный, а зачастую и непредсказуемый характер.

Ну, а что социологи? Нужно ли им вообще познание таких глобальных узлов международных отношений и противоречий? Думаю, что изучение социологами таких узлов чрезвычайно актуально, прежде всего, потому, что сама социологическая наука сегодня стремительно глобализируется. И чем раньше мы это поймем, тем лучше. Далее, приведенный выше «случай» – прекрасный полигон для обучения социологов, особенно молодых, глобальному мышлению, для овладения навыками анализа российских и/или региональных проблем в глобальном контексте. Затем, на примере таких «случаев» сразу будет видно, какие из используемых сегодня социологами методов годятся, а какие – нет. Конечно, инсайдерская информация очень важна, но как ее получать? Можно ли ограничиться только анализом контента СМИ и личными впечатлениями экспертов, работавших в этих странах 20-40 лет назад? Замечу, что постоянно идущие переговоры на всех уровнях – прекрасный и, главное, доступный, материал для социологического (дискурсивного) анализа. Хотя, конечно, не единственный. Очень трудный вопрос: можем ли мы просто кого-то вооружить, обеспечить технической и гуманитарной помощью, или одновременно нужна еще какая-то идеологическая работа, как в самом эпицентре конфликта, так и в глобальных СМИ? Наконец, очевидно, что без междисциплинарного взаимодействия не обойтись. Бек не случайно сказал, что «история возвращается». История политическая, этническая, конфессиональная не только возвращается, но и всегда присутствует в наших концептуальных и аналитических работах как постоянно действующий фактор.

Кстати, об экологии. Об идеологии ИГИЛ у нас пишут много, но какой именно социальный порядок, какая модель среды обитания ею подразумевается – об этом практически ничего.

05.10.2015