Круглый стол от 9 февраля 2011 г.

Круглый стол: «Станет ли «непонятное» поколение народом?»

9 февраля 2011 г. на факультете журналистики МГУ в рамках международной научно-практическая конференции «Журналистика в 2010 году: СМИ в публичной сфере» состоялся  круглый стол: «Станет ли «непонятное» поколение народом?»

С докладом «Поколение «нулевых»: социальные настроения, мировоззренческие установки и поведенческие практики» выступил Петухов Владимир Васильевич., руководитель центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН. Ниже приводятся тезисы его выступления.

Поколение «нулевых»: социальные настроения, мировоззренческие установки и поведенческие практики

Если не брать в расчет качества, присущие молодым людям во все времена, поколение «нулевых» не имеет каких-то ярко выраженных отличительных черт, а те которые есть, обусловлены, главным образом, особенностями жизни страны последнего десятилетия.

1. Поколение «нулевых» - первое, для которого адаптация к новым экономическим, социальным и политическим реалиям постсоветской России уже не является актуальной, поскольку сами эти реалии представляют для него естественную среду обитания. В отличие от предшественников, поколения 90-х, его становление происходит в относительно более благоприятных социальных условиях, при одновременном сужении «горизонта возможностей».  Так, восьмилетний экономический подъем (2000-2008 гг.) привел к некоторому росту среднего слоя (по разным оценкам, от четверти до трети городского населения страны), в рамках которого молодежь до 35 лет преобладает. Россия, пожалуй, единственная страна на постсоветском пространстве, где социальная, материальная дифференциация приобрела поколенческие черты. Причем на некоторых сегментах рынка труда молодежь доминирует, что дает основание подозревать многих работодателей в «молодежном шовинизме» и даже дискриминации по возрастному признаку. Соответственно, уровень удовлетворенности жизнью, самооценка материального положения россиян до 30 лет превосходят аналогичные показатели респондентов среднего и старшего поколения. Скажем, если в возрастной когорте 27-30 лет число тех, кто оценивает свое материальное положение как «хорошее» и «очень хорошее», достигает 21%, то у поколения предпенсионного и пенсионного возраста – 11 и 6% соответственно[1]. Кризис, вопреки многим прогнозам, особо не сказался на положении молодежи, больнее всего ударив по малообеспеченным слоям населения, локализованным, главным образом, в старших возрастных группах.

2. Было бы, однако, неправильным считать, что молодое поколение России представляет собой  однородный слой благополучных новых буржуа, детей «революции потребления». Скорее наоборот, оно чрезвычайно дифференцированно по самым разным основаниям, в том числе и по доступу к материальным благам, культурным ценностям, возможностям самореализации. Миллионы молодых людей, особенно учащаяся молодежь, зарабатывают себе на жизнь, что называется, «по-бразильски», т.е. перехватывая время от времени случайную, краткосрочную работу, без каких-либо социальных гарантий. Более того, наметилась тенденция, что этот тип заработка у многих продолжается и после окончания учебы. В каком-то смысле, поколение «нулевых» самое социально уязвимое. Оно, или значительная его часть, с одной стороны, уже вкусило плоды «потребительской революции» и имеет довольно высокую планку жизненных притязаний, а с другой, у него отсутствует опыт кризисной адаптации, который имелся у его предшественников. Отсюда крайне инфантильная реакция на кризис конца 2000-х, когда значительная часть молодежи предпочла выжидательную позицию или, как крайний вариант, эмиграцию. Вообще, стремление «жить сегодняшним днем», не строя планов на будущее ‑  одна из характерных примет времени российского общества последнего десятилетия.

3. Это в значительной степени связано с тем, что стабильность «нулевых» обернулась закупоркой многих каналов социальной мобильности. В постреволюционный период, в 90-е годы,  возникла масса возможностей, связанных, прежде всего, с нарождающимся и тогда еще слабо контролируемым бизнесом. И именно туда устремилась значительная часть молодежи. Сегодня этих возможностей заметно меньше. Многие ключевые позиции в экономике и политике заняло, и еще долго будет сохранять поколение 90-х, то есть те, кому сейчас 35-45 лет. Отсюда – рост внутрипоколенческой конкуренции и нарастание противоречий между идущими друг за другом поколением 90-х и «нулевых». Если значительную часть первых ситуация в стране устраивает, и по большому счету никакая модернизация им не нужна, то 20-25-летние настроены более критично и начинают высказывать свое недовольство в открытых формах. Так, полтора года назад, в момент выхода страны из кризиса, 55% молодежи в возрасте 18-21 года соглашались с необходимостью перемен в стране, кардинальных реформ в экономике и политике. За стабильность, сохранение статус-кво, реформы эволюционного характера высказались чуть более трети опрошенных (36%). В следующей возрастной когорте, 22-30 лет, голоса практически разделились (47 против 45%), а в поколении 31-40 лет сторонники перемен оказались уже в меньшинстве (38 против 52%).

4. Сохраняя присущий своей возрастной группе оптимизм, молодежь, тем не менее, сталкивается с целым рядом проблем и угроз, вызывающих у нее серьезные опасения. Это, прежде всего, трудности самореализации – получение хорошего образования, занятость, карьерный рост. Исследования показывают некоторое снижение доли молодых людей, уверенных в том, что в жизни много можно добиться, опираясь на собственные способности, добросовестность, знания, и т.п. И, наоборот, растет число тех, кто заведомо избегает труднореализуемых целей. В сознании молодежи постепенно формируется опасный стереотип, согласно которому материальный достаток, карьерный рост и приверженность моральным (в широком смысле) нормам – вещи в современной России не совместимые. Очень многих беспокоят и проблемы личного характера:  страх одиночества, отсутствие близкого человека, друзей и т.п.

5. Не столь заметны, но также существенны, сдвиги в сознании молодежи. Новое поколение, как известно, сформировалось уже в постсоветское время. Тем не менее, каких-то радикальных отличий в мировоззренческих установках между нынешним поколением и их предшественниками не просматривается. Потому, что и поколение 90-х и поколение 2000-х, да и более старшие возрастные группы, мало интересуются политикой, «идеологически всеядны». Во всяком случае, надежды многих аналитиков на то, что поколение «нулевых» начнет формировать не только потребительские, но и качественно новые политические, общественные ценности, похоже, не оправдались. Что действительно они считают чрезвычайно важным – это свободу выбора, свободу частной жизни. Где работать, как работать, где жить, куда ездить отдыхать, с кем дружить, о чем говорить, какие фильмы смотреть, участвовать или нет в политической жизни и т.п. Это поколение мыслит не доктринально, оно в равной степени скептически оценивает и опыт реализации коммунистического проекта, и российскую версию капитализма, не имея при этом ничего против рыночной экономики, демократии, политической конкуренции, с одной стороны, а с другой идеи справедливости и социального равенства. В отношении демократии превалирует не ценностный, а инструментальный подход, т.е. она рассматривается в качестве механизма, который призван обеспечить, во-первых, законность и правопорядок и, во-вторых, реализацию социально экономических прав. Поскольку политический класс имеет иные приоритеты, лежащие, главным образом, в сфере выборных процедур и функционирования традиционных политических институтов (в чем сходятся и власть и оппозиция), то отношение многих россиян, в том числе и молодых, к базовым ценностям и институтам демократии, можно охарактеризовать как «благожелательный скептицизм».

6. Несмотря на всплески активности лета-зимы 2010 г., общий уровень включенности молодежи в общественно-политическую жизнь остается низким. В то же время в современном обществе массовость участия уже не является основополагающим критерием уровня зрелости и развитости гражданских инициатив. Возникающие формы низовой самоорганизации, в том числе молодежные, разнообразные движения «одного требования» потому так успешны, что они компактны, создаются и действуют в логике альтернативной традиционным политических институтам, крайне тяжеловесным и неповоротливым. Важно и то, что они формируют новую генерацию молодых общественных деятелей; а также предлагают обществу темы для обсуждения, выходящие далеко за рамки тривиальных политических баталий. Что касается молодежных политических объединений, то некоторый интерес их деятельность вызывает у самых молодых, 17-18-летних россиян, а затем, по мере взросления, снижается. Так, на вопрос «хотели бы Вы стать членом какой-либо политической партии или молодежной политической организации?» положительно ответили 16% респондентов в возрасте 18 лет, 11% -21-летних и лишь 5% -25-летних. Любопытно, что в отношении интереса к происходящим в стране событиям, в том числе и политическим, имеет место обратная зависимость – чем старше респондент, тем интерес выше.

Обращает на себя внимание и то, что в последние годы серьезную конкуренцию партиям и политикам в борьбе за умы россиян составляет индустрия развлечений и массовой культуры, которая продвигает свои собственные мировоззренческие конструкты и образы, модели поведения, оказывающие в силу своей эмоциональной окрашенности больше влияние на людей, особенно молодых, чем привычные формы работы с массами, используемые политиками и политическими партиями. Эти конструкты незамысловаты, но весьма эффективны. Их суть: культ молодости, успешности и всяческого позитива.  Именно поэтому многие  партии  активно привлекают в свои ряды известных артистов, музыкантов, спортсменов и т. п.  Хотя есть симптомы, свидетельствующие, что молодежь (во всяком случае, ее  думающая часть)  начинает уставать от  бесконечной «веселухи» и формирует запрос на «серьезность», на осмысление того, что происходит в окружающей их действительности. Причем сегодня мы сталкиваемся с двумя разнонаправленными процессами: снижение интереса к «большой политике», при одновременной политизации значительных сегментов молодежных субкультур. Все чаще политические симпатии молодежи определяются, например, пристрастиями к тому или иному музыкальному направлению, отдельным музыкантам. В первую очередь это относится к самым молодым, которые в наибольшей степени склонны идентифицировать себя с теми или иными музыкальными кумирами.

7. Апатия, неучастие  большинства – это далеко не единственная форма реакции молодежи на окружающую реальность. Есть группы и слои, хотя и немногочисленные, напротив, склонные к активному радикальному действию. Исследования показывают, что на сегодняшний день главная опасность – стихийный, немотивированный и практически никак идеологически не окрашенный экстремизм. Поэтому очень трудно эмпирически зафиксировать социальную базу радикальных движений. Например, значительная часть футбольных фанатов – это отнюдь не «пэтэушники с окраин», а вполне респектабельные молодые люди, тот самый «офисный планктон», о котором в последнее время так много говорят. Также крайне сложно найти рациональные основания мотивации их действий. Конечно, этнические мотивы присутствуют, однако определяющим все же являются невозможность канализировать накапливающееся недовольство, да и просто энергию молодости в какие-то законные легитимные формы, заявить о себе.

Что касается радикальных молодежных объединений, то и они особого интереса и симпатии у подавляющего большинства молодежи не вызывают. Их, в той или иной степени, готовы поддержать не более 4%-5% молодых россиян. Главная опасность такого рода объединений состоит в том, что они агрегируют нарастающую в обществе агрессию, придают ей некий идейный и политический флер, а затем выплескивают эту агрессию на улицы российских городов. Некоторые, особенно националистические группировки, объединения футбольных фанатов и т.п. возродили нравы молодежных банд 90-х, разного рода «люберецких», «тамбовских»,  поменяв лишь объект своей ненависти на «инородцев». А молодежь  этнических диаспор в ответ начинает формировать свои «отряды самообороны». Характерно и то, что жесткие методы уличной борьбы используют как многие  оппозиционные, так и провластные молодежные объединения. Это неизбежно приводит к «ползучей» легитимации насилия как способа политической борьбы.

Аморфная, неструктурированная общественно-политическая среда обуславливает  «неформальный» характер подобного рода объединений. В них высока «текучесть кадров», одни и те же люди часто являются активистами разных объединений,  а сами эти объединения блокируются друг с другом в самых разных конфигурациях, как это произошло, например, в Москве в декабре 2010 г. 

8. Следует обратить внимание и на такой фактор роста молодежной агрессии, как особенности «корпоративной культуры», сложившейся во многих российских компаниях, где культивируется беспрекословное подчинение начальству, жесткая регламентация поведения сотрудников, система штрафов за малейшее отклонение от этих регламентов, доносительство и т.п. Все это, безусловно, унижает человеческое достоинство, вызывает недовольство, а иногда и открытый протест. Особенно, когда возникает ощущение (а возникает оно у очень многих на рубеже 30-35 лет), что карьерная лестница, по которой  мечтали забраться на максимально возможную высоту, давно уже втянули за собой те, кому удалось забраться по ней раньше. Когда телевизор, холодильник, машина и т.п. уже куплены, а возможности приобрести квартиру (даже в кредит), нет и не будет. Когда возникает потребность в уточнении или переосмыслении жизненных приоритетов. В этих условиях многим молодым людям приходится делать нелегкий выбор, определяя, что для них важнее:  играть по правилам, которые определены для них «свыше», либо рассчитывать на себя и свои силы, без особых гарантий на быстрый успех и материальное преуспевание. Большинство, как и следовало ожидать, выбирают первое, но России для того, чтобы стать по-настоящему современной страной, необходим статистически значимый слой молодежи, ориентированной в своих жизненных практиках на ценности самовыражения. И есть все основания полагать, что их число в ближайшие годы будет расти.

[1] Здесь и далее использованы результаты всероссийских исследований ИС РАН «Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты» (2007г.), «Готово ли российское общество к модернизации?» (2010г.) и некоторых других.