Заметки о международном социологическом конгрессе

О.Н. Яницкий, Институт социологии РАН. 

Заметки о международном социологическом конгрессе
(г. Гетеборг, Швеция, 11-17 июля 2010 г.)  

Пределы

Более 5 тыс. участников, более полутора сотен комитетов, секций и ad hoc групп и бесчисленное множество неформальных встреч, участники со всех континентов и стран, периодически перекрывающиеся или совпадающие по времени секционные и даже пленарные заседания, к тому же происходившие в разных частях города, разбивка работы одного исследовательского комитета на несколько разделенных по месту и времени и т.д. – мне кажется это предел такого рода собрания, которое более напоминает броуновское движение на вокзале или в международном аэропорте, чем научную сессию, подводящую итоги четырех лет напряженного труда сотен социологов. Участники все время были озабочены тем, чтобы «успеть» – успеть посетить, что интересно, заседания, дающие общий охват ситуации в науке, чтобы возобновить старые связи и завести новые контакты.

Sociology on the Move

Такова была основная тема конгресса. Это слишком общее и неопределенное направление (постановка вопроса в стиле постмодернизма) вдруг  неожиданно конкретизировалось. Достаточно неожиданно (только не для меня и еще десятка эко-социологов) этот «марш» решительно повернул в сторону экологии в самом широком смысле слова. Более того, его вполне можно назвать климатическим или анти-карбонным конгрессом социологов (то есть противников энергетики, выбрасывающей в атмосферу тысячи тонн СО2). Достаточно сказать, что впервые на моей памяти открывали конгресс и несколько ключевых пленарных заседаний крупнейшие ученые естествоиспытатели, которые объяснили собравшимся, что мир стоит на грани экологических мега-рисков и катастроф, способных непредсказуемым образом изменить всю его институтциональную и жизненную среду, если мы не поспешим изменить ее сами. Они назвали постиндустриальный мир «переразвитым» (overdeveloped), ведущим к повышению среднегодовой температуры на 2 градуса по Цельсию, что является неприемлемым риском для всего живого. «Мы нуждаемся в мировом правительстве для того, чтобы мир работал как единое целое, обеспечивая эффективное использование энергии, развивая ее альтернативные источники, рециклируя отходы, сохранение биологического разнообразия» – таков был политический мессидж естествоиспытателей.

Действительно, создавалось впечатление, что не отдельные исследовательские комитеты, а все собравшееся в Гетеборге социологическое сообщество впервые стало осознавать, что люди и они сами живут на Земле, потребляют ее ресурсы, и что потребительская идеология элиты и масс несут реальную угрозу всему человечеству. Если полугодом ранее Климатический саммит в Копенгагене на высшем уровне не произвел на социологов никакого впечатления (или их просто туда не позвали?), то похоже, что сегодня ситуация решительно изменилась: лидеры мировой социологии только и говорили о последствиях глобального потепления, причем не просто «говорили», а старались понять их предметно: строили графики, вычисляли вероятность наступления очередной экологической катастрофы, степень ее влияния на экономику и население и т.д. Все же, как ни старались социологи десятки лет  смотреть на мир отстраненным взглядом аналитика социальных процессов, катастрофа в Мексиканском заливе по вине крупнейшей международной нефтяной ТНК произвела на них шоковое впечатление. Катастрофа в США, потопы в Европе и засуха в России лишь повысили градус дискуссий. Вообще временами создавалось впечатление, что социологи как дети начинают познавать азы «устойчивого» (sustainable) сосуществования человечества и природы, хотя, его принципы не-социологи сформулировали почти полвека назад. Достаточно напомнить исследования международной группы по руководством Д. Медоуза, работы таких классных специалистов как У.Бека (Германия), Р. Данлэпа (США), М. Фишер-Ковальски (Австрия) или группы под руководством Ст. Бойдена (Австралия), русских ученых М. Будыко, А. Яблокова, Н. Реймерса, М. Лемешева, серию докладов Римскому клубу, экологические саммиты, повторявшиеся каждые 10 лет начиная с 1972 г. Но нет, тогда предостережения экологов и экосоциологов остались втуне, поскольку мир был обуян страстью экономического роста и потребительства.

Итак, явный « move» или скорее «shift» произошел в сторону осознания зависимости человечества (и социологии как науки) от его взаимоотношений с природой, сдвиг почти немыслимый на предыдущих конгрессах. Более конкретно, речь шла (хотя такие слова произносились редко – все же социологи хотят во что бы то ни стало сохранить свою идентичность  и институциональную автономию) о геополитике, о новом переделе мира и его ресурсов. Но ведь от геополитики до экономики один шаг.

И здесь вновь и вновь возникала тема «пределов», столь популярная в среде ученых-естествоиспытателей еще полвека назад. Пределов чего? (1) нового экспоненциального роста экономики после окончания кризиса; (2) роста совокупной нагрузки потребления на среду (у экосоциологов одно из ключевых понятий – предельная несущая способность среды, после преодоления которой среда из поглотителя рисков превращается в их источник), если Китай и Индия достигнут уровня благосостояния США; (3) пределов (темпов) роста народонаселения Земли и, следовательно, необходимости пропорционального сокращения потребления энергии per capita; (4) но самый главный предел – это рост отходов и выбросов, то есть производителей CO2, основного создателя парникового эффекта.

Могут возразить, что для нашей огромной страны с ее низкой плотностью населения  это не ее проблемы. Как сказать! Мысль нескольких выступавших сводилась к тому, что значительная часть территории России, в основном европейская, уже не пригодна для жизни по западным стандартам и что Байкал и Сибирь вообще должны быть взяты под международный контроль, пока и эта часть нашей территории не превратилась в свалку отходов. Характерная деталь: если коллеги из стран «южного пояса» СНГ искали общения с российскими социологами, то китайские товарищи держали от нас дистанцию.

Что касается отношения западных социологов к российской социологии, то их она не интересует. «Все, что мы хотели узнать о вашей стране, мы узнали от наших же коллег, работавших в России, или из многочисленных публикаций в журналах типа “Post-communist Studies”», сказал один мой коллега. Более того, в иных комитетах корпус основных докладчиков был сформирован заранее, так что нам, русским, оставалось довольствоваться ролью только слушателей. По моему ощущению, русские интересны сегодня западным социологам только как шерпы, то есть проводники по этой «опасной и мало понятной стране», для их собственных исследований. Их гораздо более интересуют трансформации, происходящие в странах «южного пояса России», чем бы и нам не грех поинтересоваться систематически и предметно.

Элита и масса

На этом конгрессе это разделение было особенно заметно. Если ключевые фигуры мировой социологии (М.Арчер, У.Бек, Р. Мэрфи, М. Кастельс, А. Турэн, Дж. Урри) старались развивать ранее выдвинутые ими концепции или адаптируя их к новым условиям, или вводить какие-то новые теоретические моменты в созданные ими ранее теоретические схемы, то молодежь (а ее было очень много, особенно из стан Юго-восточной Азии, Китая и Индии) часто откровенно говорили, что предлагаемый ими вниманию аудитории доклад есть «первая часть их кандидатской диссертации» (PhD), во многих случаях никак не связанная с основной темой конгресса. Я всецело «за» участие молодых социологов. Но все же было бы полезно, если бы их темы докладов проходили первоначально скрининг на заседаниях профильных национальных исследовательских комитетов (у нас, например, в РОС или СоПсо). Иначе сейчас разрыв между, скажем, высоко теоретическим докладом М. Кастельса на тему “Networks and Netwars” и десятками выступлений на тему развития локальных сетевых сообществ почти невозможно соотнести. Это означает, что теорий среднего уровня (самых сложных, с моей точки зрения, в социологии) явно недоставало. Разработка таких теорий в отношении низко-карбонного общества (Э. Гидденс) видимо еще впереди. Эта элита читает свои лекции в наиболее престижных университетах Запада, в так называемых «зонах престижа» (М. Диани), где концентрируется интеллектуальный потенциал «переразвитого мира». Остальные довольствуются чем придется.

На перепутье

До сих пор национальные социологии развивались под влиянием англо-саксонской социологии, разной, но все же цивилизационно общей. Ее кумирами в разное время были создатели Чикагской школы, Т. Парсонс, Р. Мертон, Ч. Тили, П. Бурдье, З. Бауман, А. Турэн, М. Кастельс, У. Бек и еще десяток других, не менее влиятельных. Это было сообщество, которое определяло направления и методологию анализа национальных социологических школ.

В последние годы ситуация меняется. С одной стороны, эти и другие лидеры устремились в страны «третьего» и «четвертого» миров, стремясь интерпретировать происходящие там процессы в рамках привычных им парадигм и теоретических схем. С другой, в Латинской Америке, в затем и в Юго-Восточной Азии сформировалось молодое (сегодня ему уже в среднем 40-45 лет) поколение социологов, которое, хотя в подавляющем большинстве училось в США и Англии, не спешит интерпретировать свои национальные проблемы исходя только из разработанных на «Севере» теорий  и методов. Сегодня работы Ф. Закария, О. де Риверо, Э. де Сото, С. Фуртадо в «третьем мире» не менее известны и авторитетны, чем их англосаксонских коллег. В результате ситуация «качается»: когнитивный и социальный капитал, обретенный на «Севере» молодыми социологами этих регионов приходит в противоречие с актуальными проблемами (и культурной спецификой) развития названных регионов.

То, что мне удалось наблюдать именно на Конгрессе, это пока осмысление ими своих национальных проблем, исходя из теорий и методик социологий англосаксонского региона. Однако интенсивное накопление эмпирического материала в сочетании с национальной культурной и политической спецификой стран данного региона неизбежно приведет к созданию национальных социологических школ. И я думаю , это уже происходит или произойдет очень скоро.  В Латинской Америке, Юго-Восточной Азии социологам очень помогают экономисты и политологи, поскольку в отличие от «Севера» эти три дисциплины там не разделены жесткими дисциплинарными барьерами. Кроме того, в большинстве этих стран политическая и культурная дистанцированность, а часто и жесткая критичность, по отношению к США и Великобритании сохраняется.

И что же?

В свете сказанного можно сделать несколько выводов: (1) ни на Западе-Востоке, ни тем более у нас, социология как институт не участвует в выработке национальной и, тем более, глобальной политики. Можно создавать сколько угодно  «позитивных программ» развития социологии, но по гамбургскому счету к реальной политике они не будут иметь никакого отношения, так как: (2) в глобальном рыночном обществе социология давно и прочно превратилась в один из «винтиков» экономического механизма, поэтому развитие социологического знания всецело зависит от степени чувствительности потерь, наносимых карману и престижу крупнейших ТНК (прежде всего нефтяных) их собственной деятельностью; (3) тем не менее, эко-локализм, понимаемый здесь как необходимость «лечить» природу и, восстанавливая ее метаболизм на местах и местными же силами, и тем самым выживать самим, все активнее пробивает себе дорогу в сознании социологов, прежде всего стран Юго-Восточной Азии и Африки, но и Австралии тоже. Вообще, замечу, что локализм (и его результат децентрализация) как всеобщий принцип человеческой деятельности возвращается именно потому, что он боле экономичен, экологичен, чем универсализм и, сверх того, дает свободу действий местным силам;  (4) 50 лет – реальный шаг отставания социологии как науки от осознания (понимания) того, что нет раздельных природы и человека, природа социализирована, человек зависим от нее; (5) низкокарбонное общество – абсолютно необходимое условие для его дальнейшей устойчивой модернизации. Напомню в этой связи, что моя статья в Ежегоднике Института социологии РАН называлась Экосоциология как перспектива (Яницкий, 2009). Я рад, что конгресс подтвердил мои соображения, и что разрыв между потребительскими амбициями человека и коридором возможностей их реализации, задаваемых биосферой, наконец, будет сокращаться; (6) что касается следующего конгресса, то, как мне представляется, он должен быть еще более демократичным (в смысле публичного обсуждения его повестки дня и интернет-доступа к его ключевым идеям), хорошо медийно анонсирован с тем, чтобы о нем знали и в нем участвовали не только социологи Он также должен быть лучше структурирован, с максимальным использованием информационных технологий, позволяющих заранее сформировать группы по ключевым региональным проблемам, с одной стороны, и группы (секции сессии), обсуждающие болевые проблемы глобальной динамики, с другой.

21 июля 2010 г.