Интеллигенция умерла?

 Интеллигенция умерла?

 (реплика на статьи Л.Шевцовой «Россия: логика упадка», Новая Газета, №№ 101 и 102, 2011 г.).

О.Н. Яницкий

«Самым сильным ударом по будущему России, – пишет Л. Шевцова, – стал конец российской интеллигенции…Функция интеллигенции в России – как морального эталона и оппонента самодержавия – оказалась исчерпанной»...«российские интеллектуалы потеряли  себя. Большинство из них так и не рискнуло стать антиподом новой персоналистской власти».

Начать с того, что власть моральная не может быть «антиподом» власти реальной. Что интеллигенция и интеллектуалы – не одно и то же. И «функция» русской интеллигенции никогда не сводилась к роли «антипода самодержавия», как, впрочем, и «думающего меньшинства». А что «между» самодержавной властью и этим меньшинством не было думающих людей вообще? Шевцова пишет: «Очередная ирония: до сих пор мы выживаем благодаря СССР». Но разве это «благодаря» не означает благодаря уму и таланту советской интеллигенции?

Шевцова называет «Кущевку», «Сагру», «Кадыров», «Булгария», «прокурорское казино» и др. ключевыми маркерами процесса упадка. Но разве «Солдатские матери», «Матери Беслана», «Город без наркотиков», Байкальский и Химкинский синдромы не свидетельствуют о том, что российская интеллигенция существует и действует. И это – только то, что просочилось в СМИ. А сколько ученых, педагогов, учителей, врачей, инженеров имеют полное право назвать себя интеллигентами. Или г-же Шевцовой милее разделение россиян на «думающее меньшинство» и «бездумное большинство»?

Шевцовой под зонтиком американской организации легко рассуждать о смерти русской интеллигенции. Мне же, потомку членов «Народной воли», эсеров, каторжников Шлиссельбурга, да и самому, еще в юности хлебнувшему немало от Сталинского режима («Дело врачей») и его последышей, хорошо известно, что реально значит быть «антиподом» любой формы самодержавия.

А теперь – по порядку. Во-первых, роль русской интеллигенции никогда не сводилась к политическим целям. В массе своей это были прежде всего просветители и служилые люди, пекущиеся о благе народа. Да, и в конце XIX века, и в XX веке был огромный слой служилой интеллигенции, начиная от членов земского движения и  до тех, кто восстанавливал русскую культуру после трех разорительных войн и сталинского террора. Известно ли г-же Шевцовой, что выжившие после ссылки и каторги члены «Народной Воли» шли работать в советские учреждения врачами, учителями, статистиками? Служилая интеллигенция, на которой держалась и держится вся система науки, образования, здравоохранения и просвещения, и «интеллигенция, служащая самовластию» – не одно и то же.

Во-вторых, о «думающем меньшинстве». Л.Шевцова признает, «что мы… – так и не вышли за пределы чисто критической функции, которая без проектного мышления оказывается всего лишь способом выхода пара». Проектов-то была масса, но кто их должен был выполнять? Кто бы захотел, взял на себя эту непосильную ношу? 20 лет назад я как раз был в среде подобных проектантов, но все их проекты были не более чем «нормативными» упражнениями. Все писали о засилье административно-командной системы, но не было ни одного проекта, который показал бы, как ее сломать и кто это будет делать! Как известно, «гладко было на бумаге…».

В-третьих, «думающее меньшинство» было и будет всегда, но оно практически действенно при двух условиях: когда это единое «меньшинство» и когда его политический или социальный проект будет поддержан тем думающим большинством, о котором г-жа Шевцова предпочитает не упоминать. Есть в теории социальных движений такой важный термин как constituency, то есть социальная база поддержки проекта перемен.

В-четвертых, мир изменился. Разве серия революций, только что прокатившаяся по Северной Африке, была задумана и спроектирована «думающим меньшинством» этих, столь разных стран? Или она была спроектирована какими-то спецслужбами извне? Или это был прорвавшийся гнойник покорности огромного большинства «думающих-по-другому»? И на какой политической платформе  «думающее меньшинство» (если оно там действительно было) должно будет соединиться со столь пестрым по типу экономики, религии, образа жизни и т.п. большинством.

В-пятых, русская интеллигенция всегда была создателем и носителем какой-то идеологии: западничества, славянофильства, конституционной монархии, социалистической, коммунистической и т.д. Я намерено ставлю их в один ряд, потому что без приверженности какой-то идеологической доктрине русская интеллигенция не могла бы называться таковой.

А что теперь, когда политические партии, эти носители идеологии, фактически отмирают? Когда СМИ правят миром? Когда ООН и другие наднациональные структуры фактически утеряли как свой моральный авторитет, так и силу принуждения? Когда мир управляется несколькими десятками гигантских транснациональных корпораций? И одновременно он пронизан информационными сетями, где в конкурирующих сетевых сообществах варится Бог знает какая идеологическая каша? Когда нормы морали все чаще детерминируются экологическими и техногенными катастрофами? Когда, наконец, евро-атлантическая цивилизация пронизана умеренным и радикальным исламизмом? Какую позицию должна занять не только русская интеллигенция, но интеллигенция мира вообще?

Мировой капитализм очевидно переживает глубокий кризис, и, по моему мнению, грядет конец жизни в кредит и потребительской идеологии вообще. Если  мы не хотим (не способны) ограничить себя сами, то среда нашей жизни заставит нас сделать это. Не пора ли подумать о роли глобальных сетей «думающего меньшинства» в этом качающемся мире?

19/09/2011