«Не так все однозначно г-н Левинсон!»

«Не так все однозначно г-н Левинсон!»

(по поводу статьи А. Левинсона «Нужен другой повод для самоорганизации, кроме беды». Чем отличается «белое» гражданское общество от «черного», Новая Газета 25.11.2011)

Олег Яницкий, Институт социологии РАН

Позитивный момент данной статьи – импульс к профессиональной дискуссии о структуре и проблемах гражданского общества России на страницах уважаемой мною газеты. Но, к сожалению, на этом позитив данной заметки кончается.

«Мы привыкли всегда оценивать гражданское общество со знаком плюс», пишет А. Левинсон. Кто это – «мы»? Ни я, ни мои российские и зарубежные коллеги его изучающие так вопрос никогда не ставили! Мир этого общества многообразен и подвижен, и его лучше изучать, а не давать ему однозначные оценки.

Прежде всего – об определении понятия гражданское общество. Начнем с его структуры. Согласно многолетним исследованиям Лондонской школы экономики (см. Kaldor et al., 2003, 2008  и др.), гражданское общество состоит не только из групп «беды» или «страха», как полагает автор, но в него входят частные транснациональные корпорации, организации малого и среднего бизнеса, политические партии, общественные и профессиональные движения, как спонтанные, так и организуемые и направляемые «сверху» или ложные, (так называемые GONGO) и реально действующие неправительственные и некоммерческие организации (НПО и НКО), гражданские инициативы (grassroots), кружки по интересам, волонтерские и добровольные организации и т.д., то есть все, что не является структурным или функциональным элементом государства и его институтов. В частности, «Левада-центр» тоже элемент гражданского общества. Не думаю, что г-н Левинсон такой уж русофил, полагающий что в России все совсем иначе, хотя, несомненно, российская специфика в этом вопросе есть (но об этом ниже).

Далее, разделение гражданского общества на «черное» и «белое», так же как и на «старших» и «младших», мне представляется ошибочным. Почему, например, националисты отнесены автором к «черному» гражданскому обществу? Национализм национализму рознь. Сохранение национальной идентичности и межнационального мира – важнейшая задача государственной и публичной политики РФ. И какие это «старшие» – по возрасту или социальному статусу, что «выплескивают свою злость на “младших”» – ведь не о семейных же разборках идет речь? Г-н Левинсон не дает определения «белого» гражданского общества потому, что его просто невозможно дать. «Белым и пушистым» оно никогда не было – оно постоянно менялось, сжималось и расширялось, изменялись его цели, тактика и формы социального действия, потому что менялся политический и социальный контекст. Левинсон говорит что с «белым, классическим» (?) гражданским обществом «до недавнего времени по всей стране, и в Москве в том числе, было очень плохо». Согласитесь, разделение общества на хорошее и плохое – странное разделение для профессионального социолога.

И уж совсем не так, что «исключение составляли организации, создание которых было связано либо с какими-то несчастиями – “Матери Беслана”, например, либо бедственным положением той или иной социальной группы – “Комитет солдатских матерей”, объединения обманутых дольщиков». Даже если согласиться с тем, что «белые» – это «хорошие», «позитивные» или «креативные», то в России/СССР/РФ они существовали по крайней мере с середины XIX века. Даже во времена октябрьского переворота и тоталитаризма. И уважаемый автор не мог об этом не знать, хотя бы потому, что его ближайший родственник – один из бессменных лидеров массового движения в защиту памятников истории и культуры (local lore movement). Вообще, об истории гражданского общества в России существует обширная литература (на русском и других языках), неплохо бы для начала с ней ознакомиться. Не менее важно то, что российское гражданское общество во все времена далеко не только спасало от «беды» – оно помогало людям, материально и морально, защищало, обучало и воспитывало, просвещало их, развивало технологии гражданского действия, как ненасильственного, так и протестного.

«Мы привыкли всегда оценивать гражданскую активность со знаком плюс», – утверждает Левинсон. И тут же: «До  недавнего времени в России было только то, что мои коллеги назвали “черным” гражданским обществом». Может быть его коллеги так и думают, но в социологии, профессионально изучающей гражданское общество, выделяются совсем иные типы его организаций. Вот основные из них: политические и социальные, массовые и профессиональные, группы интересов и лоббисты,  многофункциональные или организации и движения «одного пункта», вертикально и горизонтально организованные, глобальные, национальные и локальные и т.д. А вокруг них –целый рой организаций, их поддерживающих, сочувствующих, сторонних наблюдателей, «халявщиков» (free riders), равно как и скрытых и явных противников. В основе динамики всей этой сложной конструкции лежит конфликт интересов – в этом согласно подавляющее большинство социологов мира (начиная от основателей Чикагской школы и до А. Турена, М. Кастельса, Б.Кландерманса, Ч. Тилли, У. Бека, А Селигмэна и многих других). Поэтому не деление на «черных» и «белых», а на сторонников и противников этого общества, выявление динамики расстановки сил на общественной арене (disposition of forces) лежит в основе работ большинства специалистов по гражданскому обществу.

Важный момент: НПО (НКО) и организации, социальных движений, то есть их ядра (social movement organizations, SMOs), – не одно и то же, хотя они могут переходить одно в другое, опять же в зависимости от конкретной ситуации (контекста). Не менее важны и ценностные различия движений, определяющие стратегию и тактику. Работая много лет с экологическими движениями, я насчитал по крайней мене семь видов их НПО: консервационисты, альтернативисты эко-анархисты, традиционалисты, эко-технократы и эко-патриоты. Их невозможно посадить в клетку черно-белой дихотомии, как предлагает Левинсон.

Еще одна фактическая ошибка: «Именно в виртуальном пространстве в России сложилось “белое” гражданское общество». А как же быть тогда, например, с советским, а позже российским экологическим движением, которое, возникнув в конце 1960-х гг., очень скоро превратилось в сетевое движение, безо всякого интернета? А уже упоминавшееся движение в защиту памятников истории и культуры? А международное движение в защиту мира – как его прикажете считать «черным» или «белым»? Я уже не говорю о национально-освободительных движениях 1960-70-х гг. Не дай Бог назвать движение негров за гражданские права 1960-х гг. «черным»!

Важно и другое: «земное» и виртуальное гражданское движение или организация тесно связаны. Если давление власти на первое слишком велико, то организация гражданского общества перемещается в интернет. В этом смысле постановка Ю. Латыниной вопроса о том, кто кого победит – «интернет или режим» – вполне своевременна (см. ее статью в том же номере Новой Газеты). И опят же, нельзя a priori говорить, кто тут «белый», а кто «черный». Во всемирной паутине намешано много чего, о чем неоднократно писала та же Новая.

Еще одно в принципе сомнительное разделение гражданских организаций: на постоянных и спонтанных. В современном «турбулентном» мире эти организации и их связи постоянно меняются, структурно и функционально, даже если их названия остаются прежними. А фактическая ошибка заключена в приводимом автором примере: «Но как только исчез повод – пожары, исчезла и организация, не преобразовавшись, например, в добровольческую дружину». Совсем нет! На несчастье автора, я уже много лет занимаюсь именно экологическими катастрофами и, в частности, пожарами и могу утверждать, что, во-первых, пожар – не «повод», а действительное несчастье, а во-вторых, даже если пожар потушен, после него начинается длительный и чреватый конфликтами процесс реабилитации пострадавших людей и природы. Поэтому в большинстве случаев  блоги, форумы и другие формы виртуальной коммуникации не исчезли, они теперь используются для осуществления этой реабилитации. Более того, если бы автор полистал Новую Газету за прошлые годы, он бы нашел примеры, когда виртуальные организации помощи и спасения организовывались виртуальными сообществами, никакого отношения к данной катастрофе не имеющими, как это было во время аварии на Саяно-Шушенской ГЭС.

Наконец, о специфике вопроса в современной России. Сначала соображение общего порядка: общественные движения, равно как и деятельность НПО и НКО, нельзя изучать таким инструментом как массовые опросы. Здесь у нас, как и во всем мире, применяются другие, прежде всего качественные методы: наблюдение обычное и включенное, изучение документов и устных историй, глубинные интервью и, возможно самое главное, метод «изучение случая».  Последний позволяет изучать движение в развитии и в связи с изменяющимся контекстом, оценить его социальную базу, увидеть расстановку сил и ее динамику, ресурсы движения и способы их мобилизации, его стратегию, тактику и репертуар действий (action repertoire), Главное: изучение движения нельзя поручить даже «своим», а тем более купленным опросным сетям. Исследователь общественного движения всегда одновременно аутсайдер и инсайдер. Принцип его работы: «Следуй за актором».

Вот некоторые вопросы о российских и других общественных движениях, не нашедшие пока адекватного научного объяснения: чем был недавно возникший и столь же быстро исчезнувший с политической арены Народный Фронт? Не римейк ли это Народного Фронта времен перестройки? А «арабская весна»: в каких терминах ее рассматривать?

И последний вопрос, скорее к редакции, чем к Левинсону. Откуда это стремление объяснять наш сложный мир путем противопоставления «черных» и «белых»? Да, было в начале ХХ века движение Черной сотни и движение Михаила Архангела, как и белое (добровольческое) движение. Но они к обсуждаемой здесь теме имеют весьма отдаленное отношение.

28.11.2011